Мэри Макбрайд - Струны сердца

А именем «Хани» она обязана Рейсу Логану. Он не переносил ничего, что было связано с фамилией Кэссиди. Вернувшись домой после войны и обнаружив, что у него есть дочь — Эдвина Кэссиди, он попросил ее назвать свое имя. Он спросил: «Как тебя зовут, хани»? И девочка повторила, как маленький попугайчик: «Хани». С тех пор она и стала Хани Логан.

Сидя в кабинете отца, она впервые задумалась о том, как отнесутся родители к ее неожиданному бегству из пансиона. Вряд ли им это понравится. Невольный страх закрался ей в душу. Но ведь банкирам неведомо чувство страха, напомнила она себе. Они ничего не боятся и ни в чем не сомневаются. Они сильны и ответственны. Как отец.

И она станет именно такой, если только отец не убьет ее прежде, чем у нее появится шанс проявить себя.

Правда, она знала, что у отца были несколько другие планы в отношении ее. Он хотел, чтобы она была в безопасности, лучше всего в его доме — где-нибудь на верхней полке в стеклянном ящике, ключ от которого лежал бы у него в кармане. Проучившись два года в пансионе для благородных девиц, Хани решила, что со стеклянными ящиками покончено раз и навсегда.

Но как убедить в этом отца? От одного только слова «ответственность» отец нахмурится и громовым голосом заявит: «Не говорите мне об ответственности, юная леди. Особенно после того, как вы сбежали из пансиона».

Этот пансион Хани возненавидела с самых первых дней, но усердно училась музыке, литературе и домоводству, чтобы ублажить отца. Однако все эти сонеты, арии и вышивки ей очень скоро прискучили. Хотелось большего — пойти по стопам отца. Она попросила у начальницы пансиона разрешения заниматься по индивидуальной программе, но та заявила, что не пристало леди заниматься высшей математикой и финансами. Тогда Хани собрала чемодан и сбежала домой первым же поездом. Еще посмотрим, пристало или нет, решила она.

Ее место здесь. В конце концов, она старшая дочь. Почему бы отцу не дать ей возможность стать наследницей его дела?

Если она не сумеет убедить в этом отца, может, это удастся ее матери? Миниатюрной Кейт Логан не раз приходилось брать сторону дочери. Правда, после рождения пятого ребенка она твердо заявила, что больше не будет вмешиваться в отношения отца и дочери.

— Мне надоело все время вертеться между двух огней. Мало того что ты на него похожа внешне, ты такая же, если не более, твердолобая, как он.

Боже праведный! Ну неужели никто не видит, что она умная, сообразительная, энергичная и готова работать в поте лица? Неужели никто не понимает, что она стремится доказать, что может быть ответственным человеком?

Видимо, никто, мрачно подумала она. Ну, ничего, она им докажет! Именно поэтому, не заходя домой, Хани с поезда отправилась прямиком в банк. Она будет сидеть здесь и работать, когда отец вернется с обеда. Пускай удостоверится, какой трудолюбивой и ответственной бывает его дочь.

Хани открыла нижний ящик письменного стола, чтобы положить туда перчатки, и остолбенела: на дне лежали наручники и еще какая-то цепь. Зачем отцу понадобились наручники? — удивилась она, осторожно взяв их двумя пальцами. Какая отвратительная штука, с содроганием подумала она. Но любопытство взяло верх, и вот уже стальной браслет у нее на руке.

Резкий стук в дверь заставил Хани вздрогнуть, и браслет на ее запястье защелкнулся.

— Мисс Хани, — раздался за дверью голос Кеннета. — Мне надо с вами поговорить. Срочно.

— Сейчас выйду, — откликнулась Хани, пытаясь снять наручники. Черт! Кеннет увидит его и тут же доложит отцу, и, если сильно повезет, тот разве что не прикует ее к какой-нибудь старой дуэнье, которая уж точно ни за что не спустит с нее глаз.

Проклятье! Придется держать руку за спиной, пока кто-нибудь не перепилит эти дурацкие железяки. Но это потом. А пока надо действовать по намеченному плану.

В банке, слава Богу, никого не было. Она подкралась сзади к кассиру, пряча за спиной руку и натянуто улыбаясь.

— Я помогу вам пересчитать деньги, Кеннет.

Кассир вздрогнул, и купюры рассыпались по полу.

Господи, да этот кассир нервничает еще больше, чем я, подумала Хани. Почти тысяча долларов валялись под ногами, и если сейчас войдет отец, он наверняка обвинит во всем ее.

Опустившись на одно колено, она стала собирать деньги.

— Вам нельзя здесь оставаться, мисс Хани, пожалуйста. Здесь никого не должно быть…

Тяжелые шаги раздались по другую сторону конторки, и низкий, хрипловатый голос произнес:

— Моя фамилия Саммерфилд.