Паола Маршалл - Эмма и граф

От дома разъезжались экипажи гостей. В экипаже тети Фонтэн Тиш сидела рядом с юной кузиной Эммы Каролиной, с которой уже успела подружиться. Тиш покапризничала немного, когда узнала, что придется покинуть папу и новую маму, но ее уверили, что всего через несколько недель она увидит их снова.

— Тебе повезло, — сказала более опытная одиннадцатилетняя Каролина. — Мои дядя и тетя Помфрет провели два года за границей после свадьбы, оставив дома двух детей дяди от первого брака.

Эмма подарила Тиш свой маленький букет белых гвоздик, и девочка еще держала его в руках, когда оглянулась, чтобы бросить последний взгляд на Лаудвотер перед отъездом в дом Фонтэнов в Северном Йоркшире.

— Бедная Тиш, — ласково сказала Эмма. — Но...

— Но думаю, мы заслужили немного времени наедине, — сказал милорд, расстегивая легкий жакет Эммы. — Понятия не имел, что женщина должна столько надеть на себя, чтобы выйти замуж. Придется совершить подвиг, чтобы найти мою Эмму.

— Я могла бы сказать о вас то же самое, — возразила Эмма, развязывая его галстук, чтобы заняться рубашкой. Одно из преимуществ любовного приключения с собственным мужем до свадьбы состоит в

том, что не надо тревожиться о первой брачной ночи.

— Дерзкая девчонка, — усмехнулся милорд. — Можно подумать, что вы уже делали это раньше. — И он продолжал лукаво улыбаться, когда нес ее на большую постель. — Надеюсь, вы согласитесь снова заняться любовью днем, поскольку, прождав десять лет, я не могу ждать больше ни минуты.

Эмма с улыбкой прошептала:

— Мне нравится ваше нетерпение, милорд.

У него хватило здравого смысла, перед тем как осыпать ее всю поцелуями (даже в тех местах, о которых Эмма и подумать не могла), прошептать:

— Доминик. Называй меня Доминик, моя любовь. Милорд — для гувернантки, не для жены милорда.

— Но я всегда... — начала Эмма. И тут все ее чувства смешались от его ласк, последние остатки сдержанности оставили ее, она окончательно сбросила все последствия того вечера десятилетней давности и простонала: — О, Доминик, сделай это еще раз, пожалуйста.

И он сделал. И снова. До тех пор пока Эмма не испытала удовольствие, еще более сильное, чем в павильоне. Она, всегда такая сдержанная, извивалась под ним, пока они оба не достигли высот наслаждения.

Затем они погрузились в молчание. Даже острый язычок Эммы умолк. Лучи заходящего солнца упали на их сплетенные тела.

Через некоторое время они проснулись; первым проснулся милорд, разбудивший Эмму ласками; она повернулась в его руках и сонно сказала:

— Не останавливайся.

Он выполнил ее просьбу. Они занимались любовью более медленно, но так же увлеченно, а потом он приподнялся на подушки и сказал:

— Ты наконец назвала меня Домиником. Я уже многие годы не слышал своего имени. Мать называла меня Домиником, но после ее смерти я всегда был Хастингсом или Чар-дом. Я снова чувствую себя самим собой.

На его лице было выражение тихого счастья. Эмма снова его поцеловала. Он изумленно произнес:

— Если бы десять лет назад я знал, что ты можешь сделать со мной и для меня, я бы схватил тебя и побежал к ближайшему алтарю, требуя, чтобы нас немедленно обвенчали!

Эмма рассмеялась, но он озадаченно добавил:

— Почему я не узнал тебя, когда впервые увидел? Та цыганка была права, когда нагадала, что я не узнаю свою любовь, когда встречу ее впервые. Я и не узнал.

Эмма молчала, обдумывая его слова, затем сказала:

— Я думаю, что нам обоим необходимо было вырасти. Я сама не знала себя, так как же ты мог меня узнать? Потому что... потому что... всю свою жизнь я получала все, что хотела... Мне ничего для этого не надо было делать. Я считала, что все принадлежит мне по праву.

А ты был самым большим подарком. Я никогда не спрашивала себя, заслужила ли тебя или почему ты хочешь меня, кроме того, что я сама по себе награда. Я совсем не думала о тебе. О, я знала свои недостатки: я всегда хотела быть стройной и красивой, но мне никогда не приходило в голову, что я должна что-то сделать, чтобы избавиться от полноты или заикания. Я просто считала твою доброту и желание жениться на мне само собой разумеющимися.

Вот почему я была в таком шоке, когда услышала твое истинное мнение. Позже, много позже я поняла, что люди имеют в виду, когда говорят, что испытали озарение, изменившее их жизнь. Это озарение, безусловно, изменило мою. Моим первым желанием было причинить тебе боль, такую, какую ты причинил мне, и я это сделала. И только когда я стала нищей и мне пришлось бороться за выживание, я начала понимать, что сделала с тобой бедность. Не только то, что ты отчаянно хотел жениться на деньгах, но и то, что тебе это могло не нравиться. Как мне не нравилась моя служба в чужих домах.