Джон Окас - Исповедь куртизанки

Пока он бился, сопел и потел в моих объятиях, я восхищалась его искусностью. Он так долго не мог дойти до момента истины, что неясно было, кто быстрее испустит дух – старичок от усилий или я от отвращения. Тем не менее я была горда собой – хорошая работа с моей стороны доставила мне удовольствие. Радость пришла позже – когда я поехала в Париж и потратила все деньги на шелковые платья, безделушки, духи и украшения.

Не все мужчины были неприятны мне. Однажды среди гостей оказался знаменитый Дюк де Ришелье. Это был старый петух с дрожащим двойным подбородком в огромной красной шляпе с пышным плюмажем. Ришелье, советник короля Луи XV, считался одним из важнейших людей Франции. Это был старый тщеславный денди с огромным животом, тонкими ножками и узкими плечами, но держал он себя так, словно был красив, как Геракл. Он похвалялся своей ученостью, но в разговоре стало ясно, что читает он мало. Как бы то ни было, его окружало сияние славы и богатства, которое привлекало меня больше, чем мускулы, честность или ученость.

Когда мадам де Лагард предложила гостям прогуляться в саду, Ришелье отказался, сославшись на аллергию на розы. Пока все остальные бродили по извилистым дорожкам, я угощала его чаем. Наклонившись, я постаралась, чтобы моя грудь оказалась в смелой близости от его лица. Ришелье был из тех мужчин, которые привыкли получать то, что хотят. Он запустил руку за лиф моего платья и нежно сжал сосок кончиками пальцев – осторожно, словно опытный взломщик сейфов.

– А ты милашка, – сказал он.

Я видела, как его мужское достоинство разбухает, стесненное брюками.

– Быстро! – приказал он, задирая мне юбку. – Пока остальные не вернулись.

Меня соблазняет великий человек! Эта мысль дала мне ощущение собственной успешности и значимости. Я едва не забыла поднять денежный вопрос.

По субботам у мадам де Лагард часто ужинал епископ Пуаро. Вдвоем они выпивали несколько бутылок вина. В один из вечеров мадам де Лагард почувствовала себя нехорошо еще до десерта, и я отвела ее в комнату. Когда я вернулась, Пуаро сидел в гостиной с рюмкой коньяку. Он был сильно пьян.

– Я не всегда веду себя как хороший мальчик, – сообщил он мне.

– Неужели? – шутливо заметила я. – И как же шалит ваша светлость?

– Я… я… я… трогаю себя, – застенчиво признался он и покраснел.

– Вам нечего стыдиться, ваша светлость, – дерзко ответила я. – За исключением того, что вы поклоняетесь не тому богу. Если бы вы служили Венере, семяизвержения были бы самым богоугодным делом.

Он расхохотался:

– Какая непочтительная девочка!

Я продолжала играть с ним.

– Я жрица богини, и меня наполняет сила любви, – сказала я. – Нет другого бога, кроме этого, – я положила руку между бедер.

Епископ выкатил глаза, обливаясь потом. Он был пленен моим бесстыдством, но чувство вины взяло верх.

– Вы должны покаяться перед Господом в столь нечестивом поступке!

– А вы должны понести наказание за неуважение к даме, – парировала я. – Прикоснувшись к себе, вы должны любить себя. Тогда это не грех.

Я пригласила его в комнату для искупления греха. Богохульство и ересь возбуждали его, и он последовал за мной в мое логово в предвкушении святотатства.

– Это алтарь богини, – сказала я, указывая на постель. – Вы будете моим прислужником в литургии Венере.

Он зажег свечи и налил еще вина, а я пела непристойную пародию на молитву, восхваляя Благословенную Мать из створки раковины.

Святая Венера, светел лик твой,

Покрой всех нас пеной морской…

Я взяла корзинку и сказала епископу, что перед святым причастием он должен сделать пожертвование. Когда он опустошил свои карманы, я устроила для него пир любви.

У мадам де Лагард появился красавчик слуга по имени Ноэль. Говоря со мной, он всегда смотрел в пол и обращался ко мне исключительно во втором лице. Я не могла понять, чем вызвана такая почтительность – раболепием или робостью. Несмотря ни на что, он показался мне восхитительным, и вопреки всякому здравому смыслу я совершенно потеряла голову от страсти.

Однажды я протянула руку и потрясла его за плечо.

– Не обязательно демонстрировать такую покорность, Ноэль, – сказала я. – В конце концов, мы с тобой ровесники, и я работаю здесь точно так ты.

Он поднял на меня глаза и густо покраснел:

– Я ваш слуга, мадемуазель. Я недостоин смотреть на вас, – и снова опустил глаза. Губы его дрожали от волнения.

Благодаря Ноэлю я чувствовала себя особенной, важной персоной, свободной от необходимости подчиняться общепринятым правилам. Я не могла отказать себе в удовольствии поцеловать его. Его сладкие губы словно приглашали узнать его поближе. Мне доставило огромное удовольствие обладать этим нежным, красивым мальчиком, учить его, как ублажить меня. Я не выпускала его из постели до самого рассвета, когда пришла пора подать мадам де Лагард завтрак. Я наказала ему никому не рассказывать о том, что было между нами, и, словно я была мужчиной, а он – женщиной, вложила в его ладошку десять франков.