Нэн Райан - Пленница моего сердца

Клей пожал плечами и поднял с земли длинную плоскую коробку, которую Мэри не сразу заметила в тени разросшейся магнолии.

– Я и сам не знал, что приду. – Он показал на коробку: – Мама закончила работу раньше, чем думала, потому что миссис Пребл просила поскорее закончить платье. А потом она отправила меня сюда.

Мэри улыбнулась:

– Ладно, пошли со мной, пока мама спит. – Сделав поворот на сто восемьдесят градусов, она побежала вверх по ступеням. – Коробку мы оставим у зеркала, – оглянувшись, пояснила она, – а потом пойдем на улицу и поиграем.

Клей кивнул и пошел следом.

Четыре года назад, когда шестилетний Клейтон впервые увидел неугомонную пятилетнюю Мэри Эллен Пребл, явившись в роскошный особняк Преблов, чтобы принести бальный наряд, сшитый его матерью-портнихой для красавицы Джулии Пребл, они, несмотря на разницу в их положении, стали друзьями, но разница по-прежнему оставалась существенной.

Юная Мэри Пребл была единственным обожаемым ребенком Джона Томаса Пребла, одного из самых богатых и влиятельных господ в Теннесси. В ту эпоху, когда миром правил хлопок, а Мемфис называли хлопковой столицей мира, хваткий и ловкий бизнесмен Пребл стал миллионером задолго до того, как ему стукнуло тридцать.

Он приказал построить роскошный дом на высоком берегу мутной Миссисипи еще за год до того, как на балу в Чарлстоне встретил женщину своей мечты. В тот самый миг, когда Томас увидел белокурую стройную красавицу, он решил, что она станет его спутницей на всю жизнь, а роскошный особняк стал свадебным подарком восемнадцатилетней невесте, красавице из Южной Каролины, принадлежавшей к благородному семейству Данвуди. По возвращении из Европы, где молодожены провели медовый месяц, который растянулся больше чем на три, муж перенес свою лучащуюся счастьем юную жену через мраморный порог ее нового дома.

На Джулию Лонгвуд произвел незабываемое впечатление.

Этот величественный белокаменный особняк с колоннами был назван в честь того дома, где Джон Пребл провел свое детство. На строительство и убранство средств не жалели: лучшие ткани и украшения везли сюда из Европы, серебряные дверные ручки и петли из Англии, каррарский мрамор для каминов из Италии, а зеркала из Франции.

В громадном доме угадывалось почтительное внимание к каждой детали. Гарнитур для гостиной из розового дерева на двадцать пять персон был изготовлен по специальному заказу, а музыкальный салон украшали золоченая арфа и пианино. Богатую обивку и шторы из дамасского шелка дополняли серебро от Рида и Бартона [1]и хрупкий севрский фарфор. Наверху, в просторной хозяйской спальне, стояла огромная кровать под балдахином из красного дерева, отражаясь в высоких зеркалах во французских золоченых рамах.

Просторный сад содержался в идеальном порядке двумя талантливыми садовниками, поражая не только разнообразием цветов, но и изысканностью ароматов. Радующие глаз гардении, гортензии, азалии и розы источали головокружительные запахи, а на зеленой лужайке в северной части сада находились мраморные солнечные часы с бронзовым гномом, на каменной физиономии которого красовалась надпись: «Я показываю время, только когда светит солнце».

В нескольких ярдах от солнечных часов белела ажурная шестиугольной формы беседка, которую закрывал от нескромных взглядов разросшийся орех. По решетке вились плющ и жимолость, а за беседкой располагалась просторная каретная, в которой умещались двуколка, нарядная ярко-голубая коляска и черная закрытая карета с золоченым гербом. Еще дальше в закрытой отапливаемой конюшне жили с десяток породистых скакунов, и все это великолепие принадлежало Томасу Преблу – молодому, влиятельному, богатому предпринимателю, женатому на красивой ясноглазой аристократке и к тому же владеющему самым красивым домом в Мемфисе – белым особняком на берегу Миссисипи. При этом Томас являлся хозяином громадных хлопковых плантаций, на которых трудилось несметное количество рабов.

В этой преуспевающей молодой семье чуть меньше чем через год после свадьбы, июньским утром 1831 года, появилась на свет Мэри Пребл. Уже через пару часов после рождения девочки в честь благословенного события счастливый двадцативосьмилетний отец закатил пир с икрой и шампанским прямо на зеленых лужайках Лонгвуда.

В это время его измученная родами жена и спящее дитя отдыхали в прохладном полумраке спальни. Вышколенные служанки и акушерки были готовы исполнить любой каприз юной матери, а гордый, сияющий от счастья отец принимал поздравления от аристократов и бизнесменов города. Тогда же он дал обещание, что, как только жена придет в себя, он закатит еще более роскошный пир.