Барбара Смит - Ее тайная связь

Неожиданный визит озадачил и восхитил меня, словно не прошло всех тех лет со времени нашей ужасной ссоры. Хотя возраст не пощадил его светлость Л., он снова жаждал выступить в роли быка для Европы, и я была, счастлива, но, когда он так блистательно меня завоевал, открылась истинная цель его прихода: он запретил мне писать мемуары.

Не могу понять, откуда Л. узнал о моем тайном занятии, ведь несколько лет мы с ним ни разу не говорили. Не будь я настолько рассержена, может, и удалось бы выяснить имя шпиона. Но я, как разгневанная Гера, прогнала своего Зевса, влепив ему хорошую затрещину.

Теперь, раз мой секрет знает один, могут узнать и другие. Мои старые порочные любовники не пожелают, чтобы записки об их подвигах были опубликованы. Они влиятельные люди и могущественны, как бессмертные боги Олимпа, именами которых я их называю. И настолько крепкой закваски, насколько это может пожелать женщина.

Чем больше я размышляю над предстоящим, тем острее предвкушаю воссоединение со всеми и с каждым.

Исповедь жрицы любви.

Керн покинул Вестминстерский дворец в разгар дебатов по поводу сельскохозяйственного билля. В отличие от других наследников, часами просиживавших за карточными столами, граф считал необходимым готовиться к тому времени, когда он займет свое место в парламенте, но сегодня беспокойство помешало ему высидеть до конца, мысли с досадной настойчивостью возвращались к Изабелле.

Когда экипаж отъехал от здания парламента, Керн по привычке хотел задернуть шторки и на пересечении двух улочек, где карета замедлила ход, заметил ее.

Она шла по тротуару мимо ветхих кирпичных домов, и в косых лучах заходящего солнца ее темные волосы горели огнем.

Хотя Керн видел женщину только со спины, он сразу узнал изящную фигурку и характерное покачивание бедрами. Ее образ преследовал его уже три ночи и дня.

Женщина вдруг изменила направление и кинулась к вынырнувшему из переулка рослому бородатому мужчине, который предложил ей бутылку. И пока она жадно пила, бородач притянул ее к себе и похлопал по заду.

Керн сжал ручку дверцы, собираясь бежать ей на помощь, но тут карета поравнялась с парой, и он увидел лицо женщины – бледная, состарившаяся кожа, тонкие губы, изо рта течет спиртное, а тень лишила волосы огненного блеска.

Граф расслабился и заставил себя откинуться на кожаные подушки. Вольно же ему было спутать уличную шлюху с изысканной, красивой Изабеллой Дарлинг.

Он угрюмо посмотрел на толпу: воры, фальшивомонетчики, нищие, шлюхи, ловящие клиентов в двух шагах от Вестминстерского аббатства. Мисс Дарлинг нет резона зарабатывать деньги на панели: у нее шикарный бордель в нескольких милях отсюда, к тому же она готовится разбогатеть, опубликовав воспоминания матери.

Керн нахмурился, представив, какую сенсацию может вызвать подобная книжка. Весь Лондон кинется раскупать ее, чтобы прочесть о знатных любовниках Авроры. Скандал потрясет общество, опозорит старинное имя Линвудов. А поскольку отец болен, неприятности придется расхлебывать ему, Керну. Надо что-то делать, причем, не откладывая, пока снова не появилось желание забыть об этой проблеме.

Графу очень не нравилось то, что предстояло сделать. Но он чувствовал себя обязанным предупредить маркиза Хатуэя, которого всегда считал образцом джентльменского поведения. Он был уважаемым государственным деятелем, к его мнению прислушивался сам премьер-министр. Кроме того, маркиз сделал для Керна больше, чем отец, герцог Линвуд.

Связи между их семействами установились несколько поколений назад. Дед Керна воспитывал осиротевших Хатуэя и его младшего брата, а впоследствии маркиз отплатил той же монетой, покровительствуя Керну. Мальчик очень; нуждался в наставнике, ибо отец в то время надолго исчезал, меняя любовниц, и объявлялся только для того, чтобы сотворить герцогине-затворнице очередного ребенка.

Керн запомнил мать как неулыбавшуюся мадонну, редко выходившую из своих покоев. Она плакала по малейшему поводу. Даже сознавая себя любимчиком, мальчик научился ее не беспокоить, но обожал всем сердцем и не мог дождаться тех редких минут, когда она стискивала его в объятиях. Теперь он понимал горе матери, которой приходилось терпеть развратника мужа. А из шестерых детей в живых остался только он.

Граф смутно помнил ее в гробу, тонкие руки скрещены на белом лифе платья. Когда настало время закрывать крышку, он испытал шок, ведь мама будет лежать одна в темноте, и ее будут, есть черви. Десятилетний Керн подбежал к священнику, начал толкать его и кричать. Лорду Хатуэю пришлось отвести его в сторону и удерживать мальчика, пока тот не выплакался до изнеможения.