Карин Монк - Чужая вина

Хейдон вопросительно поднял брови. — Да?

— Он сказал, что человек, которого вы убили, был изуродован до неузнаваемости. — Чувствуя тошноту, она добавила: — Что вы проломили ему голову.

Ярость исказила черты Хейдона, сделав их по-настоящему страшными. В эту секунду Женевьева легко могла поверить, что он способен на убийство.

— А вот это, — сказал он, едва сдерживая гнев, — грязная ложь.

Женевьева уставилась на него, до боли стиснув руки. Ей отчаянно хотелось верить. В конце концов зачем такому извергу бросаться спасать Джека. И этот мальчик, относившийся ко всем настороженно и презрительно, очевидно, настолько симпатизировал и доверял этому человеку, что даже рискнул ради него собственным шансом на свободу. Но бешеный гнев лорда Рэдмонда напугал Женевьеву. Она чувствовала, что при таком неистовом характере он может быть опасен, несмотря на все раны и болезни.

— Я заколол этого человека, мисс Макфейл, — резко сказал Хейдон. — Заколол его же ножом, который он собирался воткнуть в меня. Была драка, и уж не знаю, кого там и куда я ударил. Должно быть, и по лицу. Я ткнул его ножом, спасая свою жизнь. Потом бросился на остальных. Они пустились наутек, но думаю, не столько из страха передо мной, их ведь было трое, сколько потому, что услышали приближающиеся голоса. Они не хотели быть пойманными. Увидев, что один из нападавших мертв, я бросил нож и убежал так быстро, как только мог.

— Если вы защищались, то почему же убежали? Почему не предупредили полицию?

— Потому что я знаю по опыту, мисс Макфейл, что власти всегда ищут самый легкий ответ, — с горечью отозвался он. — В Инверэри я чужой, к тому же был пьян и только что убил человека. Нападавшие скрылись, а учитывая темноту и мое состояние, я едва ли смог бы толком их описать. Свидетелей не было. Согласитесь, что положение мое было не из лучших. Больше всего мне хотелось найти комнату, лечь в кровать и проспаться. Я думал, что у меня достаточно времени, чтобы обратиться к властям в трезвом состоянии, внушающем большее доверие. Учитывая то, как все обернулось в дальнейшем, вы вряд ли станете утверждать, будто мои тревоги не были достаточно обоснованны, — усмехнувшись добавил Хейдон. — Конечно, у вас нет причин мне верить…

— Я вас совсем не знаю…

— Это неважно, — прервал он. — Если бы вы меня знали, то, безусловно, думали бы обо мне еще хуже.

Женевьева отвернулась к окну. Невозможно было видеть кипевшую в его взгляде ярость. Хейдон закрыл глаза.

— Простите, — пробормотал он. — Я не собирался подвергать вас риску. Я думал, что проведу одну-две ночи в вашем каретном сарае, а потом уйду. Вы бы ничего не узнали.

— В таком случае констебль Драммонд нашел бы вас сегодня утром и арестовал, — сказала Женевьева. — Полиция обыскивает все дворовые постройки в Инверэри.

— Господи! — Схватившись рукой за бок, Хейдон сбросил одеяло. — Если они начнут обыскивать дома и обнаружат меня здесь, вам предъявят обвинение. Боюсь, вам будет нелегко объяснить, как я оказался голым в вашей постели, если вы собирались передать меня полиции. — Он встал, пошатываясь, абсолютно обнаженный.

Глаза Женевьевы расширились. Она считала, что неплохо знакома с мужской анатомией, поскольку с детства увлекалась живописью и скульптурой. Но, похоже, ее опыт ограничивался всяческими ангелоподобными телами. Хотя прошлой ночью у Женевьевы было более чем достаточно возможностей изучить все особенности телосложения лорда Рэдмонда, она разумно воздерживалась от того, чтобы смотреть куда не следует.

Теперь же, когда его тело внезапно возникло перед ней во всей красе, Женевьеве казалось, будто смотреть больше некуда.

Но Хейдон был слишком поглощен усилиями, которые потребовались ему, чтобы подняться, и не замечал ее неожиданного оцепенения.

— Не знаете, где моя одежда?

Стыд окрасил щеки Женевьевы в пурпурный цвет. Она резко отвернулась, тщетно пытаясь стереть из памяти только что увиденное.

Хейдон уставился на нее, не понимая, в чем дело.

Наконец его одурманенный жаром ум осознал, что он стоит совершенно голый перед девственницей.

— Простите. — Схватив с кровати плед, Хейдон обернул его вокруг талии. — Я не хотел вас пугать.

В хриплом голосе звучало искреннее сожаление. «Как ни странно, — думала Женевьева, — похоже, его куда больше беспокоит то, что он напугал меня своей наготой, чем то, что он убил человека». По крайней мере было ясно, что лорд Рэдмонд не лишен чуткости.