Карин Монк - Сердце воина

Мало-помалу крики утихли. Мертвую тишину нарушал лишь зловещий треск пламени, объявшего башню. Люди обреченно взирали на нее.

Лето 1207 года

Как всегда, первым его ощущением была боль.

Он поморщился и заворочался на циновке, надеясь хоть ненадолго еще окунуться в теплые воды целебного сна, но они стремительно схлынули. Во сне ему удавалось преодолевать боль, хотя не совсем и на короткое время. Но даже этого было достаточно, чтобы он предпочитал безжалостной ясности дня ленивое забытье под отупляющим действием крепкого напитка.

Сейчас он, как водится, проигрывал битву за сон неугомонному врагу. Спина раскалывалась от боли, в левой ноге возобновилась знакомая пульсация, сводившая с ума. А тут еще рука! Когда-то могучая, теперь она бессильно висела. Дряблые мышцы скручивала такая нестерпимая судорога, словно кто-то невидимый, но могучий неустанно наносил ему разящие удары. Он снова попытался нырнуть в спасительный омут сна, ибо только во сне ощущал себя прежним.

– Проснись, Малькольм! – Жизнерадостность этого голоса возмутила его. – У тебя гости.

Он даже не приоткрыл глаза.

– Убирайся прочь! – простонал Малькольм, едва ворочая языком из-за сухости во рту. – Не то я оторву тебе башку!

Гэвин невозмутимо подошел к окну и распахнул неструганые ставни. Хижину залил яркий полуденный свет. Солнечный луч, с отвращением скользнув по замусоренному полу, добрался до физиономии Малькольма.

– Господи помилуй! – Морщась от света, он нашарил на полу пустой кувшин и запустил им в Гэвина.

Тот уклонился, и кувшин, ударившись об стену, разлетелся вдребезги.

– Понимаю, для тебя это слишком рано, – оправдывался Гэвин, – но там, снаружи, тебя дожидаются люди, которые провели в пути целую неделю, чтобы встретиться и поговорить с тобой.

Малькольм прикрыл глаза ноющей рукой, чтобы заслониться от безжалостного солнечного луча.

– Скажи им, что мне нездоровится.

– Я так и сделал и даже предложил им обратиться за помощью к Гарольду. Они ответили, что уже побывали у Макфейнов и Гарольд направил их сюда.

– Значит, они потратили время напрасно, – решительно заметил Малькольм. – Чего ради Гарольд послал их ко мне?

– Они сообщили Гарольду, что ищут Черного Волка.

– Черный Волк мертв! – помолчав, бросил Малькольм и отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен. – Так им и скажи.

– Они думают иначе и не желают уезжать, не повидавшись с ним. Эти люди принадлежат к клану Маккендриков.

Малькольм нахмурился, тщетно роясь в памяти, притупленной элем. Какой еще Маккендрик? Наконец его осенило.

– Боже всемогущий! Ну и навязчивый же этот Маккендрик! Я уже ответил его посланцам, что его предложение не интересует меня. Какого черта еще ему понадобилось?

– Не знаю. – Гэвин пожал плечами. – Если хочешь от них избавиться, выйди и поговори с ними сам.

– Господи! – Малькольм с трудом принял сидячее положение. Как ни сильна была боль, она не стала сильнее, чем накануне, на прошлой неделе или в прошлом году. Он уже почти забыл, что значит жить без нее.

Выйдя вслед за Гэвином и зажмурившись от невыносимо яркого солнца, Малькольм украдкой покосился на незваных гостей. Один из двух рослых и крепких мужчин был шатеном с волосами до плеч, другой – брюнетом. Третий гость, почти мальчишка, с грязной всклокоченной шевелюрой и давно не мытым лицом, не понравился Малькольму, однако он тут же сказал себе, что внешность еще ничего не значит.

Гэвин приготовил для него на столике перед хижиной обычную трапезу: эль, хлеб и сыр. Не обращая внимания на гостей, Малькольм схватил кувшин с элем, сделал глоток, прополоскал рот и шумно сплюнул. Освежившись столь странным способом, он запрокинул голову и осушил кувшин до дна. Затем вытер рот рукавом и спокойно взглянул на гостей. Те словно не верили своим глазам и едва скрывали отвращение.

– Что вам надо? – грубо осведомился он. Первым опомнился высокий шатен.

– Я – Дункан Маккендрик, – неуверенно проговорил он. – А это Эндрю и Роб. – Робом звали паренька, и он не сводил с Малькольма глаз. – Мы пришли потолковать с воином по имени Черный Волк.

Дункан явно не верил, что человек, появившийся из хижины, – тот могучий воин, которого они искали.

– Он перед вами, – бросил Малькольм. Разочарование мужчин сменилось жалостью.

Малькольм позволял им разглядывать себя, не подавая виду, что это унизительно для него. Паренек, впрочем, отнесся к происходящему по-своему. Он по-прежнему сверлил Малькольма взглядом, но испытывал скорее ярость, нежели сочувствие.