Во всей той неразберихе нашелся лишь один человек, не принимавший слишком близко к сердцу сложившуюся ситуацию, – к счастью, он был могущественнее других. Карл лишь пожал плечами и сказал, что брак уже заключен; его невестка показалась ему умной женщиной; Яков желал видеть ее своей супругой. Стало быть, дело решенное, тут и спорить не о чем.
Он без лишних церемоний принял ее в свою семью.
Вот почему она с улыбкой подумала о нем, о его проницательных глазах, всегда готовых присмотреть хорошенькую женщину и беззаботно подмигнуть любой, нуждавшейся в ласке или просто в добром слове.
Неудивительно, что мысли Анны обратились к тому ужасному времени именно теперь, когда она снова ждала ребенка. Слишком уж хорошо она помнила, как лежала в постели после родов, обессиленная и задыхавшаяся от слез, а ее супруг заперся у себя в комнате и проклинал все на свете – еще бы, ведь ему сообщили, что ребенок не его! На роль отца вдруг стал претендовать сэр Чарлз Беркли, капитан личной охраны герцога, выразивший желание усыновить младенца и жениться на Анне.
Как она ненавидела этого бессовестного лжеца! Прежде Беркли домогался ее, и вот, получив отказ, решил отомстить. Ей было так плохо, что служанки всерьез опасались за ее жизнь; в порыве отчаяния она умолила епископа Винчестерского и герцогиню Ормондскую приехать к ней, а затем в их присутствии торжественно поклялась, что Чарлз Беркли никогда не был ее любовником, что отец ребенка – Яков, герцог Йоркский. Тогда она и вправду могла умереть; она и сама знала, что близка к смерти. Но внезапно в спальню вошел король – со своей обычной улыбкой на губах и с непривычной озабоченностью в глазах, – и она поняла, о чем он думал: «Господи, ну что мой брат нашел в этой женщине?» Тем не менее Анна с благоговением поцеловала его длинные белые пальцы.
«Ничего не бойтесь, сестра, – сказал он. – Вас оклеветали, но мы накажем ваших обидчиков». И, поскольку он продолжал стоять возле ее постели, события немедленно повернулись в ее пользу. «Поправляйтесь, – добавил Карл, – и присоединяйтесь к нам на рождественские торжества».
Ей было любопытно, как теперь ее примут в обществе. Раз король публично продемонстрировал ей свое благоволение, двор уже не мог отвергнуть ее; однако эта фурия, Генриетта-Мария тут же заявила, что никогда не признает ее своей родственницей, и принцесса Оранская последовала примеру королевы-матери; у них появилось немало сторонников. Более того, Яков, все еще не избавившийся от подозрений, даже близко не подходил к ней, и это было самым сильным ударом из всех, выпавших на ее долю. Позже она часто задавалась вопросом о том, как сложилась бы ее судьба, не заболей принцесса Оранская оспой. Та скончалась в декабре, как раз накануне рождественских праздников. На смертном одре она созналась, что оклеветала Анну Хайд. Вот тогда-то Чарлз Беркли, боясь разоблачения, сам явился к Якову и рассказал о своем обмане.
Беркли оказался достаточно изобретателен, чтобы извлечь выгоду из создавшегося положения. «Ваше Высочество! – взмолился он. – Я всего лишь хотел пожертвовать собой ради вас. Беспокоясь за последствия вашего брака, я желал содействовать его расторжению – а сейчас, осознав всю меру ваших страданий, решил исповедаться как на духу».
Это признание так глубоко тронуло Якова, что он, движимый наследственным стюартовским великодушием, мгновенно сменил гнев на милость. К тому же у него сохранилось немало воспоминаний о тех морских баталиях и походах, когда Беркли на деле доказывал ему свою преданность. В результате он пришел в покои Анны, попросил прощения за то, что усомнился в ее верности, и все уладилось как бы само собой.
Сейчас о том ребенке многие забыли, а она помнила и снова готовилась к родам.
Впрочем, на этот раз ее младенец не мог привлечь к себе особого внимания английского двора: у короля теперь была жена, и все думали, что примерно через год англо-португальский союз принесет свои плоды, а наследник Анны Хайд окажется всего лишь кузеном короля.
Почувствовав приближение родовых схваток, она поспешила лечь в постель и позвать служанок.
В последний день апреля у герцога и герцогини Йоркских родилась дочь; при крещении ее нарекли Марией – в честь тетки, Марии Оранской и прабабки, королевы Марии Шотландской.
На улицах устраивали фейерверки, народ ликовал; однако праздновалось отнюдь не рождение этой маленькой девочки, а прибытие в Лондон новой королевы – супруги беззаботного английского короля, будущей матери наследника британской короны.
Читать дальше