Рене Бернард - Сладкий обман

– Как пожелаете, мадам. – Рамис коснулся лба и поклонился.

Джоселин почувствовала панику:

– Что мне достанется?

– Все, что у меня есть, и все, что на моем попечении, включая девочек. Ты ответственна за них всех. – Мать печально улыбнулась. – Не убивайся сильно, любовь моя. Печаль не должна выходить за стены этой комнаты. Рамис покажет тебе… Все конторские книги – здесь. Сошлись на нездоровье и спрячься на несколько дней, пока не почувствуешь, что готова занять мое место.

– Твое место, – как эхо повторила Джоселин. Она была абсолютно потеряна и сбита с толку.

– Возьми мое имя, Джоселин, оно имеет определенный вес. Пройдет время, обо мне никто и не вспомнит.

Джоселин посмотрела на Рамиса, надеясь услышать разъяснения, но он был нем, как скала.

– Но я и так ношу твое имя, мама.

Голос матери опустился до шепота, она немного отпустила руку Джоселин:

– Ты теперь мадам Дебурсье, хозяйка знаменитого и грешного «Малинового колокольчика».

– «Малиновый колокольчик» – это… – Джоселин почувствовала, как краска отливает от ее лица, – это не ателье?

Миссис Толливер покачала головой:

– Думай обо мне поменьше, любовь моя.

– Нет! Никогда! – К Джоселин вернулся боевой дух, она была готова защищать и спасать мать. – Ты – самая красивая и самая умная женщина, которую я знаю. И мне абсолютно все равно, что такое «Колокольчик», я о нем не думаю.

– Ты должна! Ты должна думать! – В голосе матери звучали нотки явного огорчения. – «Колокольчик» – это… необычный приют, Джоселин. Грех относителен в этом мире… Пожалуйста… Ты обещала…

Сердце Джоселин дрогнуло, она заставила себя проглотить ком в горле.

– Леди всегда держит свое слово, мама. Я обещаю… Я позабочусь об их безопасности.

– И… Я… – Мать стремилась подсказать ей, а слезы медленно катились по щекам.

Мозг Джоселин лихорадочно соображал, чем можно утешить мать.

– И я… не оставлю девочек, возьму твое имя… Я сделаю все, чтобы защитить…

– «Малиновый колокольчик», – выдохнула мать, и лицо ее стало спокойным.

– Я клянусь, – прошептала Джоселин, молясь, чтобы ее клятва спасла мать. – Я люблю тебя, мама, не уходи, пожалуйста.

– Рамис позаботится о тебе… – Ее взгляд стал рассеянным. – Я люблю тебя… моя дорогая девочка… будь… смелой…

Джоселин сразу почувствовала это. Еще секунду назад мать шептала ей слова поддержки, и вот теперь ее не стало. Острая тоска пронзила Джоселин, она обняла мать и зарыдала. Бесполезно было умолять ее вернуться, бесполезно было отрицать, что душа покинула ее тело. Но Джоселин не могла остановиться.

Теплые руки оторвали ее от матери, и Рамис прижал Джоселин к себе, стараясь успокоить.

– Ну-ну, успокойтесь, мистрис, – произнес он ровным голосом, хотя в нем тоже звучала скорбь. – Пусть она упокоится с миром.

Джоселин вцепилась в его плечо и плакала до тех пор, пока слез уже не осталось. Наконец она отпустила Рамиса, к ней вернулись сдержанность и рассудок. Она оглянулась на дверь, а потом, впервые за все это время, медленно осмотрела комнату с дорогой мебелью, отделанную в старинном восточном стиле.

– Мистрис, – тихо окликнул ее Рамис.

– Девочки… – нерешительно начала Джоселин. – Сколько их?

– Почти дюжина теперь на вашем попечении.

Джоселин встретилась с его взглядом и поняла, что от судьбы не уйдешь. Мать обманывала, и причина ее лжи была абсолютно ясна. Мать Джоселин не была портнихой. Ее мать – падшая женщина, одна из тех, о которых шепчутся другие и указывают пальцем, проезжая в экипаже. Деньги за обучение и разговоры о «лучшей жизни» обрели для Джоселин новый смысл.

На попечении Джоселин теперь почти дюжина женщин. И не надо говорить, какое будущее их ожидает, если она выгонит их и сожжет этот дом дотла. Даже в условиях воспитания в закрытом пансионе она знала ужасные последствия жизни женщины на улице. По крайней мере, она имела об этом представление. Женщине не выжить без защиты.

«А как же выживу я?»

«Леди всегда держит слово».

Две недели назад Джоселин исполнилось восемнадцать. Она никогда еще не была на балу, ей ни разу не целовали руки. И теперь она – единственная владелица и содержательница печально известного в Лондоне борделя «Малиновый колокольчик».

1870 год

– Ты поедешь?

Алекс Рэндалл понял, что сестра уже несколько раз повторила свой вопрос. В ее голосе звучало недовольство. Он отложил газету в сторону.

– Я пока не думал об этом.