Мэдлин Бейкер: Сердце беглеца

Он взобрался на вершину последней дюны, а затем, как с горки, съехал с нее и оказался в скудной тени низкорослого кактуса сагуаро. Он хмуро посмотрел на ладонь, окрашенную липким и красным, и тихонько проклял ранившего его надзирателя. Скривившись от боли, он снял пропитанную кровью повязку. Рана, теперь уже двухдневная, начала гноиться. От входного отверстия наподобие веера расползлись красные лучи, напоминающие спицы колеса.

Сменив промокшую повязку, Тайри мимоходом подумал о том, как хорошо было бы выпить стакан холодного пива, которое бы прочистило горло от пыли. А еще больше подошел бы для этой цели высокий стакан кентуккийского бурбона, заодно притупивший бы обжигающую боль в боку. Но он мгновенно забыл об этих несбыточных желаниях при виде облака пыли, поднимающегося на дороге.

Со своего наблюдательного пункта он сумел разглядеть конный полицейский отряд из двенадцати человек. Они остановились возле его павшей гнедой кобылы. Он видел, что они возбужденно переговариваются и спрыгивают с коней, чтобы получше рассмотреть землю. Броуди, территориальный шериф, был легко узнаваем даже на расстоянии. Тяжелый и тучный, он походил на жирного медведя-гризли, вставшего на дыбы.

Среди этой компании нет настоящего следопыта, подумал Тайри, и произнес про себя краткую благодарственную молитву за то, что в числе отряда не оказалось ни собак, ни индейцев-проводников.

Они глупы, подумал Тайри презрительно. Какие дураки! Топчутся на месте, как обезглавленные куры, и сами затаптывают следы, которые ищут.

За несколько секунд немногие отпечатки ног Тайри исчезли, стертые сапогами дюжины полицейских. Он вздохнул с облегчением, видя, как преследователи снова садятся на лошадей и направляются на юг, к границе. Рано или поздно, как понимал Тайри, Броуди поймет свою ошибку и повернет назад. Но сейчас не стоило об этом тревожиться. С ухмылкой Логан поднялся на ноги и начал спускаться с дюны.

На полпути он споткнулся и полетел вниз с пологого песчаного склона. Он пролежал добрых пять минут, размышляя о том, не стоит ли ему попросту свернуться калачиком и ожидать прихода смерти. Но он был не из тех, кто легко сдается. Он поднялся на ноги и снова двинулся на север – высокий, темноволосый, одетый в штаны из грубой джинсовой ткани и клетчатую рубашку, которые где-то по пути стянул с веревки, где сушилось белье. Одежда, правда, оказалась не его размера. Его длинные ноги торчали из коротких штанин, а рубашка была слишком тесной и узкой для его широких плеч. Логан не был красив в обычном понимании этого слова, но обладал неким обаянием мужественности, которое многие женщины находили неотразимо привлекательным: чернильно-черные длинные волосы слегка вились на затылке, большой рот, четко очерченная нижняя челюсть, что говорило об упрямстве, прямой нос, глаза удивительного желтого оттенка… Сейчас, когда он постоянно щурился на солнце, они казались похожими на щелочки, лицо его заросло густыми усами и бородой.

Боль в боку пронизывала его через равные промежутки времени с такой же неукоснительной точностью, как следуют друг за другом удары военного барабана апачей, но он продолжал идти. Лицо его превратилось в непроницаемую маску и ничуть не выдавало страданий, которые он испытывал всякий раз, когда его окатывала волна боли. Прерия походила на духовку: солнце было разожженным пламенем, а он сам подобен куску медленно поджаривающегося мяса. И эта мука будет продолжаться, пока тело его не обуглится, пока пустыня не вытянет из него все жизненные соки, оставив только сухой остов.

Переставлять словно налитые свинцом ноги также стоило отчаянных усилий. Оступившись, Логан снова упал, рана снова начала кровоточить, и он почувствовал, как теплая липкая жидкость заструилась по левому боку. Тело запульсировало, пронизываемое острой болью. Он напомнил себе, что это ничтожная цена за обретенную им свободу. И если ему суждено умереть от этой раны, значит, так тому и быть. Лучше погибнуть свободным, на вольных просторах, чем жить за высокими серыми стенами и холодными железными решетками юмской тюрьмы, где каждый новый день точь-в-точь похож на минувший, а каждая ночь кажется длиннее предыдущей.

Воздух становился все холоднее, и его охватила дрожь. Хотя он не ел два дня, ему хотелось не мяса, а воды. Хотя бы глоток, чтобы чуть пригасить томительную жажду. Но где она, вода? И он продолжал идти на север, держа курс на Мескалеро. Там, в угодьях апачей, будет вода, и он сможет пить, сколько захочет, там он наполнит голодный желудок и увидит дружеские лица, обращенные к нему с ободряющими улыбками, и найдет уютное пристанище, где сможет отдохнуть в мире и покое.