Стефани Лоуренс: Единственная

Как только пламя заполыхало, он закрыл дверцу и поднялся. Пенни дотянулась до конфорки, поставила котелок и поместила рядом чайник, в который насыпала сухого чаю. Повернувшись к столу, он увидел чашки и блюдца, а также тарелку с миндальными пирожными миссис Слаттери, которые Пенелопа успела принести из буфетной. Очевидно, она куда лучше Чарлза знала, где что лежит.

Приготовив все, она уселась на стул на торце стола. Миссис Слаттери, главная кухарка и экономка Эбби, никогда не позволила бы Пенелопе так хозяйничать, а это означало, что подобные вылазки в ночные часы, когда дом спит, для нее нередки.

Она поставила его чашку и блюдце на противоположный конец стола. Пирожные и единственный подсвечник помещались на середине. Приходилось тянуться, чтобы достать лакомство, но так захотела Пенни, поэтому Чарлз без возражений устроился на предназначенном ему месте. Здесь, на кухне, где не было сквозняков, пламя свечи почти не колебалось, и Чарлз добился желаемого: увидел ее лицо.

Она откусила кусочек пирожного и с улыбкой вскинула брови:

– Итак, почему ты здесь?

Откинувшись на спинку стула, противясь соблазну съесть пирожное, он снова стал изучать Пенелопу. Если ответить прямо, ничего не скрывая, каковы шансы вытянуть что-то из нее?

– Мой бывший командир попросил меня как следует оглядеться здесь.

И что теперь?

Он видел молчаливый вопрос в серо-голубых глазах, но мог только гадать, почему она так осторожна.

– Твой командир… – Пенелопа поколебалась, прежде чем выпалить: – А в каких войсках ты служил, Чарлз?

Правду знали очень немногие.

– Не в армии и не на флоте.

– В каком же полку?

– Теоретически – в одном из гвардейских.

– А на самом деле?

Если он не откроется, она не поймет остального. Пенелопа нахмурилась.

– Где ты был все эти годы?

– В Тулузе.

Она озабоченно свела брови.

– У родственников матери? Чарлз покачал головой:

– Они из Ланде. Примерно на таком же расстоянии, только к югу. Так что моя смуглая кожа и акцент были вполне приемлемы. Кроме того, в тех местах меня никто не знал, и я находился в сравнительной безопасности.

Она, кажется, начинала что-то понимать. Глаза затуманились, лицо стало задумчивым, но она тут же опомнилась и возмущенно воскликнула:

– Значит, ты был шпионом?!

Он давно привык к подобному отношению и поэтому даже глазом не моргнул.

– Неофициальным агентом правительства его величества.

Котелок выбрал именно этот момент, чтобы закипеть. Его слова звучали небрежно, почти цинично, но Чарлзу вдруг очень захотелось выпить чаю.

Пенни поднялась, все еще глядя на него, слегка приоткрыв губы. Ему показалось, что глаза у нее круглые, но он так и не смог прочитать, что кроется в ее взгляде. Потом она отвернулась, схватила котелок и налила кипящую воду в чайник, после чего оставила чай завариваться.

Пенни снова вернулась к столу, вытерла руки о бриджи и медленно уселась. На этот раз она подалась вперед: теперь свет отражался в ее глазах.

– Все эти годы?

До этого момента он не знал, как она отреагирует: устрашится ли бесчестия, которым многие считали профессию шпиона, или все поймет.

Она поняла. И испугалась за него. Не того, что он делал.

Огромная тяжесть упала с его плеч. Он глубоко вздохнул, легонько пожал плечами:

– Кто-то должен был это делать.

– Но с каких пор?!

– Меня завербовали, как только я появился в полку.

– Но тебе было только двадцать! – ахнула она.

– Я был также наполовину французом, выглядел настоящим французом, говорил, как уроженец юга, и мог легко сойти за француза. И… вполне созрел для любого безумия.

Он никогда не признается в том, что причиной этого безумия отчасти была она.

– Но…

Она пыталась осознать сказанное. Чарлз вздохнул.

– Тогда пробраться во Францию было очень легко. Всего через несколько месяцев я вполне обжился в чужой стране. Очередной французский бизнесмен, перебравшийся в Тулузу, только и всего.

Пенни критически покачала головой:

– Но ты смотришься… и ведешь себя как настоящий аристократ. Высокомерие – неотъемлемая часть твоей натуры.

Он широко улыбнулся:

– Я выдавал себя за незаконного отпрыска благородной, но уже несуществующей семьи, на фамильных могилах которой с радостью сплясал бы тарантеллу.

Пенни, немного подумав, кивнула:

– Пожалуй, верно. И что потом?

– Я добивался благосклонности каждого высокопоставленного военного и гражданского сановника и собирал любую информацию, какую только смог добыть.