Елена Арсеньева: Церковь на высоком берегу (Александр Меншиков, Россия)

В те годы светлейший наладил отношения с австрийцами, прерванные в связи с делом царевича Алексея, фактически насильно вывезенного из Австрии еще в 1718 году, и заключил с ней союзный договор. Договор сей, хоть и с различными изменениями и дополнениями, сохранял свою силу вплоть до середины XIX века.

Странный он был человек, Александр Данилович Меншиков. Он без раздумий умер бы за Петра и Россию. Без раздумий! Но поступиться хоть копейкой из тех денег, которые по какому-то наивному праву считал своими, не мог…

И вот всесильный светлейший решил возвести себя на герцогский престол. Умер герцог Курляндский, и Анне Иоанновне требовался супруг. Меншиков был женат, причем весьма счастливо, и он решил: ведь герцогиню можно оставить вдоветь где-нибудь и за пределами герцогства, навязанного ей в свое время Петром Великим. Еще в июне 1726 года светлейший выставил свою кандидатуру на курляндский трон, однако у него был сильный соперник в лице Морица Саксонского, побочного сына короля Августа Сильного, блестящего маршала Франции, в которого Анна была до безумия влюблена.

Несмотря на сильное давление из Петербурга, курляндский сейм избрал Морица Саксонского… Немедленно в Митаве стало известно о том, что 20 тысяч русских штыков уже в пути. Анна Иоанновна, которой до смерти хотелось замуж за Морица, сама поехала в Ригу, где ждал Меншиков, и просила отступиться. Светлейший был неумолим:

– Россия не желает такого герцога, и русская царевна (Анна была племянницей Петра, дочерью его старшего брата Иоанна, в свое время за малоумием отстраненного от управления страной) не может выйти замуж за незаконнорожденного!

Ночью Митава была занята русскими войсками (на самом деле их было не двадцать тысяч, а несколько сотен). Меншиков вступил в Курляндию и встретился с Морицом. Между ними состоялся весьма драматический разговор на самых повышенных тонах. Меншиков пренебрежительно спросил Морица:

– Кто ваши отец и мать?

– А ваши? – с точно такими же интонациями поинтересовался Мориц.

Дело едва не дошло до дуэли!

Предприятие Меншикова по завладению герцогским троном провалилось. Слишком сильно было противодействие Европы этому фактическому присоединению к России Курляндии. Верховный Совет порадовался случаю расстроить планы всесильного временщика, Екатерина посоветовала Данилычу не вмешиваться в авантюру: «У тебя, светлейший князь, и без того карманы полны!», ну а тех военных сил, которыми он на данный момент мог располагать, было явно недостаточно, чтобы не только переворот свершить, но и выдержать возможное наступление из Европы. Ввязывать Россию в новую войну в планы Меншикова никак не входило, и ему пришлось отступиться от Курляндии и вернуться в Петербруг.

К слову сказать, планы Морица тоже не осуществились, и Анна Иоанновна продолжала вдоветь еще три года, пока игра Судьбы не забросила ее на российский трон.

Итак, Меншиков вернулся в Северную Пальмиру, размышляя о своих карманах, якобы полных.

Он был умен и прекрасно понимал, что коронование Екатерины – лишь временная отсрочка решения, которое рано или поздно придется принимать. Здоровье ее было не слишком крепкое, несмотря на внушительную корпуленцию. Сказывались неумеренное питье, еда, разгульная жизнь – Екатерина привыкла к этому при Петре, и вдовство ее никак не ограничивало, напротив, дало куда большую свободу, особенно по части блуда. Ее от такой жизни может хватить внезапный удар… И что тогда? Тогда снова встанет вопрос о престолонаследии…

И снова те же мысли закружились в голове Александра Даниловича. Если трон вдруг перейдет к сыну Алексею или к одной из царевен, Меншикову будет угрожать смертельная опасность. Герцог Голштинский никуда не желал уезжать из России и пытался вмешиваться во все государственные дела. Французского принца для Елизаветы добыть не удалось (все же она была рождена еще до брака Петра и Екатерины), а ее прусский жених внезапно умер. Воспитатель молодого царевича Петра Остерман, внезапно выдвинувшийся из самых низов и начинавший приобретать большое влияние, носился с проектом выдать Елизавету за Петра, тетку – за племянника (разумеется, когда тот подрастет), таким образом узаконив обе ветви власти.

Церковь была против этого брака, но Меншиков прекрасно понимал, что любого священника можно заставить сделать что угодно не мытьем, так катаньем, особенно если того потребуют интересы трона, а священник будет знать свою выгоду. Александра Даниловича страшно обеспокоил сам проект родственного брака. Главное, что царевича Петра вдруг начали воспринимать всерьез! И народ, и духовенство видели в нем законного наследника: все же переход власти по мужской линии всегда был предпочтительней в глазах русских людей. Уже нижегородский архимандрит Исайя поминал при молитвах «благочестивейшего великого государя нашего Петра Алексеевича», а на осторожные упреки отвечал: «Хоть голову мне отсеките, так буду поминать, а в присланной мне форме (благоверного великого князя) поминать не буду, потому что он наш государь и наследник». И архимандрит был не одинок в своем упрямстве. В полицию то и дело доставляли людей, которые будоражили умы разговорами о том, что законный-де государь от трона отставлен…