Нэн Райан - Легенда любви

– Ты слышал, леди просит тебя отпустить ее?!

От боли на глазах Старка выступили слезы, и, хрипя что-то невнятное, он разжал толстые пальцы. Тотчас же рука янки перестала сжимать горло охранника и легла рядом с ладонью Элизабет. Держась за горло, Старк отскочил в сторону. Янки продолжал стоять на прежнем месте, и Элизабет невольно очутилась в пространстве, ограниченном его сильным телом, длинными руками и стальной решеткой.

Спиной она чувствовала, как вздымалась и опускалась грудь незнакомца.

– А теперь, Старк, подойди к леди и извинись за то, что был с ней груб, – приказал янки.

Потирая покрасневшее горло, охранник угрюмо взглянул на бородача и отступил назад, чтобы быть в полной безопасности. Его лицо вновь расплылось в наглой ухмылке.

– Еще чего! Тоже мне леди нашлась! Вы с ней два сапога пара – грязный шпион-янки и наглая сучка! Желаю вам сладких снов! – Старк повернулся к ним спиной и двинулся вдоль темного коридора.

Элизабет растерянно смотрела ему вслед – она осталась наедине с янки! Высвободившись из «объятий» незнакомца, девушка потребовала, чтобы он отошел подальше. Когда руки янки послушно разжались и он отступил на шаг назад, из груди Элизабет вырвался вздох облегчения, она повернулась к нему и отчеканила:

– Не приближайтесь ко мне! Ни на шаг! Вы слышите?

– Ладно, как скажете, – кивнул он. – Хороша благодарность за то, что я защитил вашу честь.

Она сдвинула брови:

– Не вздумайте сделать и шага вперед!

– Как вам угодно. Но позвольте по крайней мере представиться. Меня зовут…

– Меня не интересует ваше имя! – перебила его Элизабет. – Я и без того знаю, кто вы такой! Вы – грязный шпион-янки!

Он мягко улыбнулся:

– Звучит совсем как обвинительный приговор. Вы во многом правы. Я и в самом деле янки. И в обвинении правильно сказано, что я шпион. Но вынужден возразить против определения «грязный». Я всегда отличался чистоплотностью. Представьте себе, я привык мыть руки перед едой и…

«Боже милостивый!» – подумала Элизабет, вспомнив о пропахшем табаком полотенце, которым янки наверняка пользовался до нее.

– … А до войны я всегда… – продолжал он.

– Мне абсолютно неинтересна история вашей жизни, мистер шпион!

– А жаль. Может, тогда вы расскажете о себе? Хотелось бы знать, за что вас бросили в одну камеру с врагом?

Элизабет сложила руки на груди и презрительно процедила:

– Я не намерена ничего рассказывать шпиону.

– Что ж, никто не вправе упрекнуть вас за это. – Он запустил пальцы во внутренний карман своего кителя, вытащил новую сигару, чиркнул спичкой о ноготь большого пальца и принялся ее раскуривать. – Знаете, что я вам скажу? Возможно, это вас утешит. Вам недолго осталось находиться в компании презренного янки. – Он вынул сигару изо рта, выпустил безупречно круглое колечко дыма и бесстрастно произнес: – Завтра на рассвете меня расстреляют.

– И меня тоже! – вырвалось у Элизабет.

Глаза незнакомца округлились от удивления, он сжал сигару зубами и пробормотал:

– Всемогущий Боже! Неужто они расстреляют беззащитную девушку?! Черт бы их побрал!

– Прекратите чертыхаться, мистер шпион! Как бы там ни было, но я получила хорошее воспитание. Возможно, у вас на Севере ругаться в присутствии леди вполне допустимо, но здесь, на Юге, ни один джентльмен себе этого не позволит.

К немалому изумлению Элизабет, янки рассмеялся низким раскатистым смехом.

– Если я правильно понял, леди, здесь, на старом добром Юге, расстрелять юную даму считается позволительным, а вот ругнуться, когда ждешь расстрела, – недостойно джентльмена. – И он усмехнулся, не сводя настороженно-вопросительного взгляда с зардевшегося лица девушки.

В обманчивом лунном свете она была обворожительно-прекрасна, он любовался ею, вполне допуская, что все ее очарование может бесследно исчезнуть под беспощадными лучами яркого солнца. Ему не удавалось определить, какого цвета были ее огромные, смотревшие на него с нескрываемой ненавистью глаза – голубого или зеленого, – но они казались ему прекрасными. Он не мог с уверенностью сказать, каштановыми или рыжими были эти длинные, рассыпавшиеся по ее спине волосы, как не мог знать и того, действительно ли ее матовая бледная кожа столь гладкая и нежная, какой казалась в темноте.

– Вы слышите меня? – Внезапно раздавшийся мелодичный голос вернул янки к действительности.

– Нет. Я не слушал вас. – Он подошел к ней. – Что вы сказали?

Он был высок, на вид не менее шести футов двух дюймов, широкоплеч, но худощав. Обтягивающий плечи китель был велик ему в талии. На обнаженной груди янки курчавились жесткие черные волосы.