Розмари Роджерс - Ложь во имя любви

Она вскрикнула от ужаса. Он ответил ей негромким смехом. Его руки по-прежнему стискивали ей плечи.

– У вас хватит сил, чтобы взвалить на свою совесть такой груз? Что ж, я сделаю еще один шаг, чтобы доказать, насколько вы мне нужны, – последний шаг! Станьте моей женой уже сегодня – да, при помощи губернатора это можно будет устроить, – и я отведу вас к нему. Вы скажете ему, что сделали это добровольно, – а так оно и будет. Напомните ему о ребенке. Вы и это сделаете. Я вправе просить о такой безделице, ибо собираюсь пойти на куда большую уступку: клянусь, если вы сделаете все это по доброй воле, я позволю ему совершить побег! Это произойдет уже в Мексике, и ему придется самостоятельно разбираться с тамошними индейцами. Но я предоставлю ему свободу. После того как мы выйдем из Сан-Антонио, я к нему больше пальцем не притронусь. Решено?

Венчавший их священник заикался от волнения, превратив поспешную, почти тайную церемонию бракосочетания в пародию. Роль посаженого отца исполнил губернатор, с самого начала сиявший отеческой улыбкой, а потом расцеловавший новобрачную.

Она исповедовалась, согрешив и назвав отцом младенца в своем чреве Педро. Священник заявил, что, учитывая обстоятельства, можно обойтись без оглашения новобрачных.

Губернатор настоял на том, чтобы поднять тост за здоровье и счастье новобрачных. Поспешно выпитый на пустой желудок бокал вина привел к головокружению, и Мариса выпила еще, уповая на забвение. Вместо этого по дороге в тюрьму ее стошнило, и она была вынуждена принимать помощь нетерпеливого и небрежного Педро. У ворот тюрьмы она чувствовала себя слабой как тростинка, зато в голове воцарилась ясность мыслей.

Солдаты, несшие караул, вытянулись по стойке «смирно». Одного из них она узнала: он сторожил днем клетку.

– Идем! – Педро, как и ей, не терпелось побыстрее со всем этим покончить.

Стоны из-за решеток, перекрывающих оконца в толстых стенах, лестница вниз, освещаемая факелом в высоко поднятой руке Педро, наконец, тесная холодная камера в подземелье… Педро с издевательской заботливостью предупредил ее о дыре в полу, окруженной невысоким каменным барьером:

– Осторожнее, дорогая: это колодец, в который мы опускаем повисеть наиболее непокорных заключенных, приковывая за руки к деревянной перекладине поперек дыры. Не очень-то приятный способ коротать ночь, зато к утру они становятся шелковыми.

Он закрепил факел на стене и оглянулся, показав содрогнувшейся Марисе белые зубы.

– Ты согласен со мной, amigo? Наконец-то ты, как я погляжу, устроился со всеми удобствами. Я привел свою добросердечную жену, чтобы она сама в этом удостоверилась. Это она уговорила губернатора проявить снисхождение. Она может быть очень убедительной, когда захочет, не так ли? – Каждое его слово причиняло ей боль, как удар кнута. – Скажи ему, дорогая! Между нами троими больше не может быть никаких секретов. Можешь подойти ближе: он не причинит тебе вреда. Расскажи ему все сама.

Она принудила себя взглянуть на Доминика, хотя бы чтобы удостовериться, что он жив. Он лежал на спине на невообразимо грязной куче соломы с перевязанным торсом и с прикованными к кольцу над головой руками. Его глаза смотрели на нее, но в них нельзя было прочесть никаких чувств.

– Доминик… – прошептала она. Он по-прежнему смотрел на нее пустыми глазами. Так ей было проще говорить. Несколько часов перед этим она мысленно повторяла одни и те же слова.

– Мы с Педро обвенчались сегодня, всего несколько часов назад. Примерно через полгода мы уедем жить в Луизиану. Педро обещает содействие твоему побегу, только дай нам слово, что не вернешься туда и не будешь вмешиваться в нашу жизнь. Ведь ты можешь возвратиться в Европу? Со мной будет… Генерал Уилкинсон пришлет сюда Кристиана, и он будет… цел и счастлив, пока… – Она не смогла договорить.

За нее закончил Педро, по-хозяйски обняв ее за плечи и положив другую руку ей на грудь:

– Моя жена хотела сказать: пока ты будешь держаться от нас подальше. Надеюсь, все яснее ясного. Сейчас я расщедрился, но ты, кажется, имел возможность убедиться, что я могу быть и… более строгим. Я изъявляю желание признавать твое отродье своим, но только пока их мать будет оставаться верной и послушной женой, а о тебе не будет ни слуху ни духу. Понятно? Ты не отвечаешь… Для твоего и ее блага тебе лучше ответить.

– Довольно, Педро. Я больше не могу…

– Не можешь, дорогая? Что ж, раз твой бывший любовник потерял дар речи, мне придется ему показать всю убедительность наших с тобой отношений. Ведь мы женаты, и я устал ждать.