Линда Уинстед - Ангел-хранитель

Хотя после возвращения от тети Сесилии боль Мел поутихла, она все еще не могла говорить о случившемся ни с отцом, ни с кем-либо другим. Сначала было слишком грустно и не до объяснений, потом слишком больно и стыдно, а теперь это просто не имело значения. Она никак не могла отделаться от репутации дикарки, которая стреляет в своих поклонников, когда они отвергают ее. Неважно, что этот человек сделал, – у нее же осталась запятнанная репутация и ненависть к велеречивым лживым мужчинам с востока.

Год, проведенный в Филадельфии, сейчас казался ей сном, она так старалась стереть его из памяти. Она приехала в дом сестры своей матери нескладной, дикой девчонкой-сорванцом. Тетя Сесилия ахала и охала, виня в неразвитости Мел Ричарда Барнетта и жизнь все эти годы без матери на ранчо, как она выражалась, «в этой дикой стране». Но Мел быстро схватывала то, что нужно для превращения в настоящую леди, как и все остальное во время нескольких лет учебы, на которой настаивал отец. Тетя Сесилия гордилась успехами Мел, видя в них свою личную победу, и ввела Мел сначала в узкий круг своих друзей, а затем и в общество. Тетя Сесилия продолжала звать Ричарда Барнетта «коровьим бароном», хотя это было преувеличением, но «фермер», по ее понятиям, было не тем словом.

Разумеется, никто в Филадельфии не звал ее Мел. Тетя Сесилия объяснила, что Мелани очень славное имя, а Мел больше подходит конюху. Мел переняла представление своей тети о хорошей жизни, как она перенимала все остальное, чему учила ее тетя. Она подражала своим кузинам, этим двум праздным на вид, но вечно счастливым девушкам. Вернувшись с востока, Мел умела довольно хорошо вышивать, хотя в Техасе уже не брала в руки иголку. Она научилась сладко улыбаться, негромко смеяться и держать свое мнение при себе. В конце концов Мелани Барнетт сделалась совершенной леди, и тут явился Эдвард Фаллон.

Эдвард. Одна мысль о нем заставляла ее стискивать зубы и сжимать кулаки. Как бы ей хотелось выстрелить ему в сердце, а не в спину. Этот лживый, никчемный тип, и вот ее отец тащит в дом еще одного такого же кандидата в мужья.

Даже ни разу не видя ее, Маленький Макс решается оставить комфорт востока в надежде заполучить ранчо ее отца и его небольшое состояние.

Мел почти металась по своей скромно обставленной мебелью комнате. Она не позволит отцу выбирать ей мужа – ведь, хотя он изо всех сил отрицал это, она знала, что он хочет выдать ее замуж за Маленького Макса.

Мел овладела собой и, немного подумав, улыбнулась. В Филадельфии она научилась не только вышивать и сидеть как подобает леди. Она знала, что этим ухажерам с востока нравилось в женщинах, а что нет.

Маленький Макс не продержится и неделю.

– Господи, долго еще?

– В путешественники ты не годишься, а, Такер? – Джеймс Гейбриел нагнулся и похлопал кузена по колену. – Как насчет бутылки виски, которую ты осушил вчера вечером? – Он усмехнулся, чувствуя, что не стоит наслаждаться смущением Такера. – Выглядит погано.

– Эту бутылку я прикончил не один, Гейбриел. – Такер прищурился. – Ты выглядишь не лучше.

– Ты прекрасно знаешь, что я всегда могу перепить тебя. – На самом же деле он перестал пить намного раньше своего кузена.

– Долго еще? – повторил Такер.

– Не больше двух часов. Если ты обратил внимание…

– Ты становишься похожим на сварливую жену, а ведь мы так старались избежать всех этих дружеских проявлений. – Такер схватился за голову. – Голова раскалывается. Скорее бы снова очутиться на твердой земле. Кроме того, мне не терпится взглянуть на эту Мак, или Марк, или… – Он поднял бровь.

– Мел, – подсказал Гейбриел имя, которое не мог вспомнить Такер. – Ее зовут Мел.

– До сих пор не могу понять, как ты на это согласился, тем более не понимаю, как я сам согласился ехать с тобой. Твоя мать уверена, что у этого техасца на уме женитьба. Старина, тетя Кэролайн велела мне присматривать за тобой, чтобы ты не поддался чарам этой техасской мегеры.

– Мы с тобой знаем, что ты здесь только потому, что Барбара рассказала о тебе своему мужу и ты решил, что в Техасе тебе будет гораздо безопаснее: гремучие змеи, индейцы и прочее.

Гейбриела раздражал его кузен, который только и делал, что жаловался на роскошные условия их путешествия. Мать Такера позаботилась о том, чтобы они путешествовали в собственном вагоне, и ее мальчику, которому скоро стукнет тридцать, не пришлось бы якшаться с простолюдинами.

Такер изобразил крайнее возмущение: