Элизабет Лоуэлл - Только моя

И снять тоже.

Это было хуже всего. Вулф знал, что неизбежно наступит момент, когда ему придется расстегивать каждую из этих блестящих пуговиц, и с каждой расстегнутой пуговицей будет все больше открываться благоухающая кожа и тонкое кружевное белье. Она была эльфом — в эльфов не влюбляются, но она также и будила в нем откровенное желание. У нее была гибкая и красивая, как у танцовщицы, спина, которая обжигала его, словно пламя.

— Прости, — прошептала Джессика с несчастным видом, задетая словами Вулфа. — Я надеялась…

— Перестань шептать. Если хочешь что-то сказать, говори громко. К черту эту аристократическую привычку говорить так тихо, что человеку нужно сгибаться в три погибели, если он хочет расслышать тебя.

— Я думала, что ты будешь рад видеть меня, — громко и отчетливо сказала Джессика. — До сегодняшнего утра. Я не видела гебя с того момента, как мы обменялись клятвами Ты даже не поинтересовался, как прошло мое путешествие по морю, как я ехала поездом по Соединенным Штатам, как…

— Ты обещала не жаловаться, если я буду оставлять тебя одну, — прервал ее Вулф. — Вы жалуетесь, леди Джессика?

Джессика преодолела в себе волну обиды. Не так представляла она встречу с Вулфом. Она мечтала о том, как вместе с ним будет скакать по прериям на горячих лошадях. Она мечтала о долгих днях уютной тишины и оживленных беседах, о ночных кострах под ясным американским небом. Но еще больше она мечтала увидеть Вулфа.

— Когда пришло от тебя письмо, в котором ты назначил встречу со мной здесь, — сказала Джессика, — я подумала, что пик раздражения у тебя миновал.

— Пик раздражения… Ты и слово употребила какое-то жеманное, аристократическое — Его пальцы нечаянно, по неловкости коснулись теплого тела. С грубоватым чертыханием он отдернул руку. — Вы плохо знаете меня, леди. Я был не просто раздражен. Я был взбешен, как тысяча чертей! И я останусь таким до тех пор, пока ты не поумнеешь, не согласишься на развод и не возвратишься в Англию, которой ты принадлежишь.

— Ты тоже не знаешь меня. Ты думал, что я сдамся и попрошу тебя о разводе, узнав, что мне предстоит добираться до Америки в одиночестве.

Вулф хмыкнул. По правде говоря, он так и думал. Но Джессика удивила его. Получив небольшое приданое, она сама заказала билеты, наняла двух слуг и вместе с Бетси пересекла океан.

— Я сомневаюсь, чтобы путешествие со мной показалось тебе столь же приятным, как и в одиночестве. Да вы и не были в одиночестве, моя леди. Ваше окружение исполняло ваши малейшие желания… Черт возьми, ты не можешь убрать отсюда волосы? — спросил он грубо, когда длинный шелковистый локон выскользнул из-под ее руки и намотался ему на палец.

Рука Джессики устала держать волосы на голове, однако, подбирая выскользнувший локон, она лишь заметила:

— Горничная и двое слуг — это не окружение.

— В Америке это окружение. Американская женщина делает все сама — для себя и для мужа.

— Бетси говорила, что она работала в доме, где было двенадцать слуг.

— Бетси могла работать у какого-нибудь спекулянта.

Джессика заморгала глазами.

— Я так не думаю. Человек продавал акции, а не ковры.

Важно было не позволить чувству юмора взять верх над гневом. Однако полного успеха в этом Вулф не достиг.

— А, по-твоему, акциями нельзя спекулировать? — спросил он осторожно.

Джессика задумалась.

— Попробовать можно, — решила она.

Вулф подавил смешок.

— Ты смеешься, да? — Радость и облегчение прозвучали в голосе Джессики. Она искоса взглянула на Вулфа. — Видишь, оказывается, не так уж плохо быть женатым на мне.

Вулф сжал губы.

С того места, где он стоял, ему видно было плохо застегнутое платье и изящный изгиб очаровательной шейки. Но Джессика не была женщиной. Во всяком случае, настоящей женщиной. Она была холодной, избалованной маленькой английской аристократкой. Таких он невзлюбил с того момента, когда понял, что блистательные привилегированные леди не видят в нем человека, их интересуют лишь чисто физиологические возможности дикаря.

— Вулф, — шепнула Джессика, вглядываясь в его лицо, которое вновь внезапно показалось ей чужим.

— Повернись. Дай мне наконец закончить с этими чертовыми пуговицами, иначе мы опоздаем на дилижанс.

— Но я не одета для театра.

— Театра? — Вулф наконец с трудом понял. — Я имею в виду экипаж, а не сцену. [1] Непереводимая игра слов: stade имеет значения «сцена» и «дилижанс, почтовая карета». Но твоя одежда не подходит и для дилижанса. Эти кринолины займут половину скамьи.