Лесли Лафой: Жениться по завещанию

Кэролайн сильно надавила на край столешницы, стараясь сдержать негодование.

Конечно, у нее не шикарный дорогой салон, где хозяева сами решают, кого обслуживать, а кто недостоин даже приближаться к дверям. Но ее швейная мастерская ничуть не похожа и на те темные, грязные подвалы, где несчастные, бесправные женщины с утра до ночи шьют одежду почти в рабских условиях. Как этот аристократишка смеет пренебрежительно отзываться о ее заведении, на создание которого потрачено столько усилий? Как он смеет врываться в ее жизнь, ожидая, что она с готовностью оставит все то, чего они с матерью достигли таким трудом?

– Я уже давно не юная легкомысленная девушка, – возмутилась Кэролайн, чувствуя, как внутри у нее все кипит. – Я вполне взрослая самостоятельная женщина, и у меня нет желания выходить замуж ни за богача, ни за бедняка. Что же касается мечтаний о замках и роскошных особняках со звучными названиями, о разъездах по балам в изысканных, безумно дорогих нарядах… При жизни отец почему-то не интересовался, о чем я мечтаю, ему не было до меня никакого дела. Мои мечты умерли задолго до его смерти. А относительно этого места… Оно дает мне защиту и независимость от прихотей самодовольных эгоистов, подобных моему отцу. А также подобных вам.

Склонив голову и приподняв брови, Дрейтон несколько секунд рассматривал ее, точно какое-нибудь экзотическое насекомое, выставленное напоказ в музее.

– Надеюсь, вам известно расхожее выражение насчет готовности отрезать свой нос назло собственной физиономии? – спросил он. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Ваш отец умер. Отвергнете вы его щедрость или нет – ему это безразлично, так же как и всем остальным. Однако поступив так, вы рискуете провести дальнейшую жизнь, балансируя на грани сносного существования и нищеты.

Да, этот Маккензи, пожалуй, прав. Черт бы его побрал!

Однако бросить свое дело, забыть обо всех стараниях и усилиях, как будто она лишь забавлялась, ожидая момента, когда превратится в сказочную принцессу, – в этом было что-то до отчаяния унизительное.

– Возможно, – опять заговорил Дрейтон, – принять решение вам поможет понимание того, что подобная перемена в судьбе соответствовала бы самым сокровенным надеждам вашей покойной матери.

Кэролайн втянула воздух через стиснутые зубы, возмущенная подлым приемом, который использовал Маккензи. И в то же время она не могла не признать, что скорее всего мать с готовностью вытолкала бы ее за дверь и усадила в карету этого типа. Ему не пришлось бы даже вылезать наружу.

– Откуда, вам известно о ее надеждах? – спросила Кэролайн, пытаясь противопоставить собственную гордость материнским мечтаниям.

– Как уже было сказано, я достаточно предусмотрителен, И явился сюда, чтобы увести вас с собой любыми средствами, но, разумеется, предпочел бы решить это дело тихо и мирно, поскольку уповаю на ваше благоразумие. Вот я и постарался побольше разузнать как о вас самой, так и о взаимоотношениях ваших родителей.

– Если это можно назвать взаимоотношениями, – саркастически заметила. Кэролайн.

– Да, вы правы, – вроде бы как с сочувствием улыбнулся Дрейтон. – К сожалению, для определения всех внебрачных связей вашего отца наиболее подходят слова «непродолжительные» и «безответственные».

– Так у него были и другие? – удивилась Кэролайн. Ей даже в голову не приходило, что ее мать могла быть не единственной жертвой покойного герцога.

Дрейтон кивнул:

– По меньшей мере, три адюльтера, в результате которых появлялось потомство. Возможно, было и больше, но другие дамы не объявляли его отцом детей и не требовали материальной поддержки.

– Три, – тихо, повторила Кэролайн. – Значит, у меня двое единокровных…

– Две сестры, – уточнил Маккензи. Он вновь взирал на нее как на диковинного жука. – И моя первоочередная задача на сегодняшний день – принять вас всех под свое крыло. Поэтому, если вы проявите благоразумие, переступив через гордыню и вполне понятную обиду, и дадите мне возможность завершить это дело, я буду вам очень признателен.

Кэролайн понимала, что эта просьба всего лишь более мягкий и тактичный эквивалент повелительного щелканья пальцами. В сознании пронеслись воспоминания детства. Что ее ждет, если она согласится?

– А мои сестры старше или младше меня?

– Младше, – ответил Дрейтон. – Мисс Симоне, насколько мне известно, четырнадцать лет, а мисс Фионе – одиннадцать.

О Боже! Совсем еще дети!