Элизабет Чедвик - Любовный узел, или Испытание верностью

– От моих желаний не осталось ничего, – горько улыбнулась Эмис. – Вчера было лучше.

Она закрыла глаза:

– В саду… Мы с Эммой…

Оливер прикоснулся рукой к ее горлу. Пульс еще бился, но уже дрожал. Дыхание слегка шевелило вздыбленные волоски волчьей шкуры, окаймлявшей его плащ. Затем волоски застыли, рот приоткрылся. Рыцарь выпустил кисть женщины и скрестил ей руки на груди. В саду. Она вспоминала о прошлом или говорила о том, куда ушла сейчас?

Он взял плащ и медленно вернулся к костру, у которого собрались живые.

Кэтрин, сидевшая рядом с мальчиком, поднялась и поспешила ему навстречу. Ее взгляд скользнул по лицу рыцаря, затем остановился на плаще, перекинутом через руку. Оливер заметил легкую дрожь, пробежавшую по ее телу.

– Я скажу ребенку, – тихо произнес он. – Ступай, приготовь ее, чтобы он смог взглянуть на мать, если захочет.

В глазах Кэтрин промелькнула враждебность.

– Это неправильно. Вы ему совсем чужой.

– В некоторых случаях так лучше. Ты же останешься, чтобы утешить его, не правда ли? Мне жаль, – добавил Оливер, кивнув в сторону палатки.

– Зря! – резко бросила молодая женщина. – Вы же о нас ничего не знаете!

Тут ее лицо болезненно искривилось, она слепо обогнула его и пошла в указанном направлении.

Рыцарь нахмурился, пригладил мех на своем плаще. Быть может, жалость как раз и вызвана тем, что он ничего не знал, пока не стало слишком поздно. Немного поколебавшись, он направился к огню и опустился рядом с мальчиком, заняв место Кэтрин.

– Можешь ничего не говорить, – быстро произнес Ричард. – Она умерла, я знаю.

– Поплачь, если хочется.

Оливер протянул руки к пламени, чувствуя, как в его тело вместе с теплом вливается жизнь. Сидевший с другой стороны костра Гавейн пошевелил поленья. В небо взметнулся рой желтых искр.

– Мне не хочется, – напряженно проговорил ребенок.

– Потом захочется. – Рыцарь взял флягу, протянутую Гавейном, сделал обжигающий глоток и передал ее мальчику. – Рано или поздно всем приходится плакать.

Ричард принял флягу, тоже глотнул и закашлялся от крепкого напитка, однако, когда кашель прекратился, сделал второй глоток, побольше.

– Лучше, что она умерла.

Жестокая фраза в устах десятилетнего мальчика. Ведь он говорит о только что усопшей матери!

– Почему?

Оливер отобрал у него флягу раньше, чем ребенок успел приложиться к ней третий раз. Ричард пожал плечами и мрачно пробормотал:

– Она всегда разрушала то, что имела.

Поскольку больше ничего не последовало, Оливер нарушил повиснувшее молчание сам:

– Я знал ее до твоего рождения, когда она была воспитанницей графа Роберта.

– Ты тоже спал с ней, как все прочие?

Оливер непроизвольно замахнулся, однако остановил ладонь у самого уха ребенка. Ричард не сделал попытки уклониться. Его глаза были пустыми и потемневшими от горя.

– Господи, парень, ты хоть думаешь, что говоришь?! Рыцарь опустил руку, провел рукой вдоль пояса и глубоко перевел дыхание.

– Нет, я не спал с ней, – заговорил он ровным голосом. В конце концов это была правда, и неважно, насколько легко он мог пополнить ряды «всех прочих». – Она была кузиной моей жены. Они дружили с детства. Последний раз я видел ее при дворе твоего отца, когда ты был младенцем.

– Мы оставались там недолго, – грубо бросил ребенок. – Тебе известно, что она не была замужем за Аймери де Сенсом? Он просто последний из моих «пап». Конечно, был, потому что сейчас он тоже мертв.

Пальцы Оливера судорожно сомкнулись на поясе. Ему пришлось поднапрячься, чтобы разжать их. Горе жжет ребенка, как свежая, открытая рана, отсюда и вызывающий тон. Однако в словах его, похоже, скрыта чистая правда. Эмис действительно отличалась ветреным, непостоянным нравом. У него был повод выяснить это. Родись она мужчиной, ей была бы предоставлена относительная свобода действий, женщине же одна дорога – в шлюхи. Жаль, что мальчику пришлось так рано узнать о темных сторонах взрослой жизни.

– Нет, я не знал, – ответил он тем же спокойным тоном, – но это ничего не меняет. Она была моим другом и родственницей моей жены.

Ричард нахмурился и потеребил кончик потрепанной ткани, обматывавшей его ногу.

– А что теперь будет со мной?

– Этого я не знаю. Я дал слово твоей матери отвезти тебя к сводному брату, графу Роберту, в Бристоль. Обещаю, что о тебе позаботятся.

– Обещать легко.

Тон мальчика был слишком взрослым для десяти лет. Оливер вздохнул и потер бритый подбородок, где уже появлялась рыжая щетина.