Джослин Келли: Любовь-целительница

Чайна Недеркотт ехала в повозке по деревенской дороге и не догадывалась, что за ней незаметно наблюдают.

Да и чего вдруг ей должна была прийти в голову подобная мысль! В конце концов, за последние три дня она трижды ездила этой же дорогой из Кроптона в замок Недеркотт – свой фамильный дом на краю пустоши Норт-Йоркшир. Во время предыдущих поездок с ней была ее младшая сестра Шиан. Сегодня Шиан решила остаться в доме миссис Стоун и закончить шитье одеяла. Его хотели изготовить к празднику урожая, который должен состояться через месяц.

Чайна не любила заниматься шитьем или выслушивать сплетни, принесенные из Йорка или из удаленных мест Уитби. Она предпочитала держаться от всего этого подальше, любила побродить по полям, окружающим замок, либо поездить по вересковым, овеваемым ветрами холмам. Каждый сезон приносил перемены в ландшафте и открывал новые радовавшие ее картины природы.

Чайна вздохнула. С того момента, как она и ее младшая сестра возвратились из Лондона, ей не слишком часто удавалось поездить по этим вересковым местам. Она пыталась вернуться к прежнему распорядку, когда должна была присматривать за домочадцами, но вскоре обнаружила, что ее раздражают обязанности, которые она когда-то возложила на себя и исполняла без всяких жалоб. Она пыталась не думать о том, что была раньше довольна своей жизнью. Просто ей не попадалось ничего более стоящего.

Сейчас же она не могла отрешиться от мысли, что ей хотелось чего-то более волнующего. Нельзя же думать только о том, какую еду заказать и как лучше обслужить местное сообщество. Правда, многие женщины завидовали ее положению. Она исполняла роль кастеляна замка, но теперь хотелось чего-то большего.

Чего именно? Чайна и сама затруднялась с ответом. Однако она также знала, насколько важно было сшить одеяла, поскольку это даст возможность заработать денег на новую крышу старинной церкви в Ластингеме. Прихожане привыкли то и дело натыкаться на лужи воды на полу в самой церкви и в восьмисотлетнем склепе под ней. Новый колокол, который был установлен несколько лет назад, звучал очень красиво: его звук вплетался в звон двух других колоколов и разносился далеко по долине и пустоши. Но Чайну беспокоило, как бы эти колокола не рухнули и не провалились через протекающую крышу.

Чайна посмотрела в просвет между деревьями, окаймлявшими узкую грязную дорогу. Отсюда с высоты открывался великолепный вид на долину внизу. Поля были залиты августовским, уже неярким солнцем. Август в этом году выдался не по сезону холодным и скорее походил на март. Большинство здешних фермеров держали овец, в отличие от жителей южных мест, у которых в это время был самый разгар сбора урожая. До Йоркшира дошел слух, что там даже самые выносливые растения гибнут, поскольку тепло, кажется, забыло туда явиться. Никто не мог припомнить такого холодного лета.

Внезапно ее лошадь заржала и резко потянула повозку вправо. Чайна от боли вскрикнула – вожжи резко дернулись и затянулись на плече.

– Что случилось, Бейберри? – обратилась она к лошади. Та обычно вела себя очень спокойно, а сейчас заржала еще более отчаянно. Повозка снова рванулась вправо.

Вокруг дороги стоял лес, подлесок которого составляли редкие тонкие деревца. С левой стороны послышался шорох. Чайна вгляделась в подлесок, надеясь увидеть там косулю. День выдался на удивление тихий. Не ощущалось даже малейшего дуновения ветерка. Птицы не пели. Даже отдаленное блеяние овец затихло. Было такое впечатление, будто здесь она одна остается живой.

Чайна устыдила себя за подобные мысли. Глупо давать волю болезненному воображению. Большую часть жизни она пыталась с этим бороться. Ходило множество различных слухов об особых качествах семьи Недеркотт. Она не хотела добавлять к ним новые.

Затем Чайна заметила, что из-за кустов выглянул некий предмет, от которого отразился солнечный луч. Предмет был длинный и явно из металла. Ружье!

Первым инстинктивным порывом ее было стегануть лошадь и понестись прочь что есть сил. Однако она не только не сделала этого, но даже натянула вожжи, чтобы пресечь панику Бейберри.

Ходили слухи о том, что на пустынной дороге пустоши некий вор останавливает кареты, но подобные нападения совершались обычно в лунные ночи. Неужели разбойник стал более дерзким? Или – она сглотнула при этой мысли – более отчаянным?