– За тебя.
– Да. Он надеялся, что если покинет гнездо Брэддоков, инфекция безумия не поразит нас, но было уже слишком поздно. Они остановились в доме друга в Коммондейле, к северу отсюда. Они пробыли там всего две недели, и безумие отца стало давать себя знать.
– Каким образом? – спросила Чайна, испытывая желание, чтобы он обнял ее, но в то же время воспротивилась этому, когда он поднес бритву к щеке.
Он опустил бритву в миску с водой и смыл мыло с лица.
– Я не знал правду в течение многих лет. Мои родители скрывали ее от меня. Я был ребенком всего лет шести или семи, за мной ухаживали в доме, когда мы жили в Лондоне. Я только в одном отличался от своих товарищей. Каждый месяц во время полнолуния меня отправляли с тетей моей матери на другую сторону площади. Я никогда не спрашивал о причинах, пока не услышал от одной из горничных, которая сказала, что я выгляжу неиспорченным, но могу однажды стать таким, как мой отец.
Вытерев руки о полотенце, он затем насухо вытер лицо. После этого принялся завязывать галстук.
– Ты выяснил, что она имела в виду? – спросила Чайна, полагая, что должна выслушать всю историю от начала до конца.
– Да. – Он отпустил уже наполовину завязанный галстук. – В ту же ночь я прокрался в дом моих родителей. Я увидел правду. Мой отец, который редко повышал голос, бесновался, словно сумасшедший. Он говорил о каких-то видениях, которых он не мог изгнать из головы. Их порождало полнолуние.
– Видения о чем?
– О монстрах и призраках. – Он нервно подвигал губами, затем добавил: – И о великане, который идет со стороны пустоши, чтобы поймать его и слопать.
Чайна приложила ледяные руки к своему еще более холодному лицу.
– Великан? Такой, какого мы видели?
– Может быть, такого, как он выдумал. И это может быть предзнаменованием того, что теперь моя очередь потерять разум.
– Но ты здоров!
– Разве? Я верю в призраков и проклятия.
– Я тоже в них верю.
– Что может лишь доказывать, что ты также психически нездорова. Ты убедила меня, что ураган – это работа призрака, и я зашел так далеко, что даже заговорил со вспышкой света, словно она в самом деле была призраком.
Поднявшись на ноги, она положила ладони на его гладко выбритые щеки.
– Ты не безумный, Александр. Если бы ты был безумным, то пережитое тобой на поле боя тебя не мучило бы.
Он вздохнул:
– Я хотел бы в это верить, но безумие передается от отца к сыну во всех поколениях моего рода.
– И каждый перворожденный сын гибнет в тридцатый день рождения. – Она поморгала, чтобы сдержать слезы. – Это не сумасшествие, Александр. Это проклятие, которое Квинт наложил на твою семью.
– Это одно и то же сейчас. – Он отступил на шаг от Чайны. – Чайна, ты должна уйти. Если я сойду с ума, как мой отец, ты можешь пострадать.
– Ты в самом деле думаешь, что я оставлю тебя до того, как пробьет полночь?
– Я думаю, что ты должна это сделать. – Он вздохнул и улыбнулся. – Но ты останешься здесь вплоть до горестного конца, не так ли?
– Никакого горестного конца не будет. – Она опустила руку ему на плечо. – Он должен быть радостным. – Подняв другую руку, она прижала ее к его плечу, позаботившись о том, чтобы не причинить боль поврежденным ребрам. – Я хочу остаться рядом с тобой, лорд Брэддок.
Он обнял ее за талию и легонько поцеловал в губы. Она почувствовала неутолимое желание. Она выпуталась из его объятий, подошла к двери и заперла ее, затем вернулась на прежнее место, где он поджидал ее с улыбкой.
– Ты удовлетворена? – спросил он, выпрямляясь после того, как снял башмаки.
Она откинула ему волосы со лба.
– Пока что нет, но думаю, что скоро буду.
Он подсунул руки ей под колени и поднял, прижимая к груди. Укладывая ее на кровать, он сказал:
– Я очень постараюсь.
– Я знаю.
– Скажи мне, чего ты хочешь, – зашептал он, наклоняясь над ней.
– Хочу, чтобы ты любил меня.
Он заключил лицо Чайны в широкие ладони и стал целовать его – медленно, с улыбкой и явным удовольствием. Он исследовал ее губы, словно никогда раньше не знал их вкуса.
Чайна засмеялась, когда своим теплым дыханием он словно омыл ей ухо.
Александр улыбнулся:
– Я не ожидал, что ты будешь смеяться под моими ласками.
– Я так счастлива быть с тобой.
Когда его пальцы заскользили по ее груди, смех превратился в тихий стон. Он лег рядом с ней. Он снимал с нее платье так медленно, что ожидание будущих прикосновений становилось мучительным. Чайна сняла с него наполовину завязанный галстук и прижалась ртом к пульсирующей жилке у основания шеи.
Читать дальше