Виктория Холт - Фаворитки

Она исполняла роль в своем неповторимом стиле, делая упор не на трагизм, как сперва предполагалось, а на комизм положения принцессы. И от этого роль принцессы только выиграла.

Она с удовольствием играла сцены с Карлом Хартом. Он был очень красив в этой роли испанского авантюриста, и она произносила текст своей роли со страстью. Когда он пытался ее соблазнить, а она сопротивлялась, то делала это с очаровательным сожалением, не предполагавшимся в роли. Это вызвало одно-два непристойных замечания тех зрителей из партера, кто проявлял особый интерес к личной жизни актеров и актрис.

— Ну, Нелли! — выкрикнул один из остроумцев. — Не отказывай ему. Прошлой ночью ты ведь уступила, почему же днем не соглашаешься?

У Нелл был порыв подойти к краю сцены и объяснить, что она отказала такому красавцу против своей воли, ей бы и в голову это не пришло. И все претензии за это зритель в партере должен адресовать великому драматургу Драйдену.

Но глаза Кортеса пристально смотрели на нее. «Мой бесценный Кортес-Карл, — думала Нелл, — он живет в пьесе; для него перипетии сценических принцев реальнее, чем публика партера…»

— Мы красоту в любви в союзники зовем, — говорил он в это время.

Она улыбнулась ему и отвечала:

— Заморские странны приемы, чтоб возжигать любви огонь в нас;

У нас подвластны женщины природе, искусству же — у вас.

Никто не обратил особого внимания на небольшую паузу. В таких репликах по поводу актеров и их личной жизни не было ничего необычного, и представление шло своим чередом до той последней сцены, когда Алмерия (Энн Маршалл) вынула кинжал и из любви к Кортесу приготовилась заколоть Сайдарию.

Из партера раздались крики ужаса, предупреждающие: «Нелли, берегись! Эта потаскуха собирается заколоть тебя».

Нелл покачнулась, прижала к груди губку с кровью, которую она прятала в руке, и сжала ее; она уже вот-вот должна была упасть, когда Кортес подхватил ее. Весь театр вздохнул с облегчением, и этот вздох сказал Нелл главное, что она хотела знать, — то, что она успешно справилась со своей первой большой ролью.

Когда Алмерия заколола себя, а Карл Харт с Нелл Гвин под руку ушли со сцены, зал взорвался аплодисментами.

Теперь актеры и актрисы должны были выйти и поклониться.

— Нелли! — шумел партер. — Сюда, Нелли! Раскланяйся, Нелли!

И вот она вышла на авансцену, зарумянившаяся от своего триумфа; и хотя ей было еще далеко до актерского мастерства миссис Энн Маршалл, ее утонченная красота была сразу же замечена.

Нелл подняла глаза и встретилась с взглядом человека, который наклонился вперед, сидя в своей ложе. Его пышные черные локоны слегка закрыли лицо, взгляд насмешливых глаз задержался на ней недолго.

Но в течение этих нескольких мгновений человек и Нелл оценивающе разглядывали друг друга. И вдруг она улыбнулась озорной улыбкой продавщицы апельсинов. Почти тотчас чувственные губы усмехнулись в ответ. Все в театре это заметили. Послышалось: «Королю понравилась Нелли».

Нелл знал теперь весь Лондон. Когда люди приходили в Королевский театр, они ожидали увидеть мисс Нелли, и если она не появлялась в спектакле, то начинались расспросы о том, что с ней. Всем нравилось смотреть на ее красивые ножки, когда она танцевала, нравились ее дерзкие реплики в ответ на замечания из партера по поводу ее игры или личной жизни. Говорили, что слушать, как миссис Нелли устраивает головомойку кому-нибудь из публики, не менее забавно, чем слушать пьесу, потому что блестящие остроты Нелл никогда не были злыми, разве лишь изредка — ради самозащиты.

Многие полагали, что она вскоре станет ведущей актрисой в Королевском театре.

Она часто вспоминала короля и его ответную улыбку. Она жадно ловила все разговоры о нем и часто думала про себя, что играть для короля очень приятно.

Елизавете Вивер, одной из актрис, было что рассказать о короле. Елизавета держалась отчужденно; живя в состоянии ожидания, так как однажды король присылал за ней. Нелл много раз слышала, как она рассказывала об этом, потому что Елизавете Вивер нравилось говорить об этом. Прежде Нелл слушала ее вполуха, теперь же ей хотелось услышать подробности.

— Мне не забыть этот день до конца моей жизни, — начала Елизавета свой рассказ ей. — У меня была хорошая роль, и я была красиво одета. Ты мне напомнила меня саму, когда ты играла Сайдарию. У меня было такое платье…

— Да, да, — сказала Нелл. — С платьем мне все ясно. Меня интересует, что случилось с тем, на ком было это платье.