Конни Брокуэй - Опасность и соблазн

«Миссис Блэкберн, этот вояж сумасшедший, и я не из тех, кто даст грязному разбойнику возможность убить нас, даже если вы заплатите мне двойное жалованье, что, я думаю, вряд ли будит. Я знаю, што вы не дадите мне рикомендацию, но мне все равно, потому што толку в рикомендации для мертвой женчины? Всиво вам хорошево, вы были хорошая госпожа и я па-малюсь за вашу душу.

Сью Маккрей».

«Ну вот, — подумала Кейт, — стоило мне решить, что можно больше не ждать от жизни никаких сюрпризов, и вот вам пожалуйста». Она понятия не имела, что Сью Маккрей умеет писать. По крайней мере употреблять модные слова вроде «вояж».

Она невольно рассмеялась. Шум в соседней комнате стих, и сидевшие там посмотрели через невысокую перегородку, отделявшую общий зал трактира «Белая роза» от отдельной комнаты, где расположилась Кейт. Она придвинулась ближе к жалкому подобию огня, развести который вынудила трактирщика.

Скомкав записку, Кейт бросила ее в тлеющий огонь, удивляясь, почему предательство служанки так задело. Всевозможные случайности преследовали молодую женщину так давно, что ей пора было привыкнуть к подобным происшествиям.

Сначала карманный воришка в Эдинбурге лишил ее кошелька. Потом, не отъехав и тридцати миль от города, их экипаж сломался, и им со Сью Маккрей пришлось провести холодную ночь на дороге, закутавшись в тонкие одеяла, пока кучер Дугал чинил его. После чего Дугал потребовал дополнительной платы сверх той, что обещал его конторе маркиз Парнелл, заочно нанявший экипаж. В довершение ко всему разразилась зимняя буря, и так не вовремя, что можно было с полным основанием заподозрить, что стихия вступила в сговор с этим вымогателем.

Не удовлетворившись, судьба привела ее в конце концов сюда, в это подозрительное место, почему-то называвшееся «Белой розой», в тесные помещения которой набилось множество народу — людей неприятного вида и с еще более неприятным запахом, укрывшихся от непогоды. И теперь, подлив масла в огонь, ее горничная, которая не только служила за гроши, но была относительно хороша, несмотря на то что, как правило, пребывала в подпитии, исчезла. Что еще может с ней произойти?

Кейт в смятении посмотрела на мужчин в соседнем помещении. Они тайком бросали на нее затуманенные спиртным взгляды.

Она поплотнее закуталась в плащ, размышляя о положении, в котором оказалась. К этому времени сплетник-хозяин уже разболтал, что ее служанка ушла и что теперь она осталась одна, если не считать Дугала, весьма сомнительного защитника. Наверное, ей не стоит оставаться здесь, но кто-то из «джентльменов», расположившихся в соседнем помещении, может счесть ее уход в свою комнату за приглашение. Мужчины, как говорил ей недавно приобретенный опыт, всегда видят приглашение там, где его не существует. Особенно если речь заходит о бедных вдовах. С другой стороны, если она останется здесь, на виду, это может быть истолковано как еще более настоятельное приглашение. А она ничего не ела с… ну да, с самого утра.

Кейт мысленно подбросила монетку и решила остаться, несмотря на то что тревога подтачивала ее и без того скудные силы. Здесь по крайней мере мужчинам придется считаться с окружающими. Хотя они и обращались друг к другу с подчеркнутым дружелюбием, друзьями они не были. Вместе их свела непогода, а не взаимная симпатия.

Только тесный кружок четверых мужчин, сидевших за низким столиком, походил на компанию. Дым от очага мешал ей рассмотреть их, но все они были крупные парни, грубые, с мощными плечами и бычьими шеями, с мясистыми руками, сжимавшими жестяные кружки, которые трактирщик то и дело наполнял крепким элем. Остальные путешественники сидели поодиночке либо парами, найдя здесь приют еще до того, как к ледяному ветру, который сотрясал окна и выл за дверью, добавились все прелести темноты.

Кейт тайком бросила взгляд туда, где сидел последний из прибывших. В отличие от большинства находившихся в комнате, шотландцев из долин, этот был горцем.

Когда он вошел, большой поношенный плед свисал с его плеч, как крылья какой-то огромной хищной птицы, а лицо затеняли широкие поля шляпы. Не сказав ни слова, он направился в темный угол и сел на свободный стул. Откинув назад свой потрепанный плед, он придвинул стул к стене и вытянул длинные ноги, обтянутые видавшими виды кожаными сапогами. Под пледом у него была темно-зеленая куртка, украшенная черными шнурами и серебряными пуговицами.

Он стянул с себя поношенные кожаные перчатки и извлек из кармана глиняную трубку и кисет. И с тех пор он сидел, зажав в зубах трубку, спрятав подбородок в воротник, и единственной видимой частью его лица была темно-золотистая щетина на подбородке. Бледные глаза посверкивали в неверном свете угольков, тлеющих в его трубке. Он не делал никаких попыток присоединиться к остальным, чья общительность все возрастала, равно как не делал никаких попыток утаить направление своего взгляда.