Конни Брокуэй - Игра в любовь

При упоминании о старшей сестре, маркизе Коттрелл, Шарлотта несколько замялась. Последнее письмо Хелен было коротким, и в каждой его строчке чувствовалось стремление не критиковать и не подвергать сомнению экстравагантное поведение Шарлотты. Шарлотта была рада, что до другой ее сестры, Кейт, вместе с полком своего супруга находившейся далеко от дома, почти не доходили сплетни, которые не могли пройти мимо ушей Хелен.

– Мне известно не очень много, – сказала он. – Хелен и Рамзи готовятся отплыть с Ямайки, где Рэм занимался ликвидацией одной из старых плантаций маркиза. В этом месяце они должны прибыть в Лондон. А Кейт и Кристиан сейчас на континенте.

– Неужели все они до сих пор считают меня убийцей? Вопрос застал Шарлотту врасплох. Она не ожидала, что Дэнда интересует, что о нем думают его бывшие товарищи. Беспокойство о том, что думают о тебе другие, вело к бессонным ночам и мешало сосредоточиться на главном. Дэнд, сам то го не подозревая, преподал ей этот урок. Слишком много ночей она лежала без сна, думая, на какой риск он идет, возвращаясь во Францию, и каким опасностям вновь подвергается, когда приходит к ней, но потом, чтобы не сойти с ума, она заставила себя не думать о нем вообще.

Однако вот он снова здесь и расспрашивает ее о других «охотниках за розами». Это было неожиданно. Похоже, это говорило о том, что у него есть сердце, которое бьется в унисон со всем остальным человечеством и имеет такие же слабости и уязвимые места. Ей всегда казалось, что Дэнд Росс почти неуязвим для подобных вещей. Ну что ж, посмотрим.

– Этого я не знаю. Они не говорят со мной на такие темы. Не забывай, пожалуйста, что, будучи в высшей степени легкомысленным существом, я слишком поглощена своими собственными интригами и прочими глупостями, чтобы думать о ком-то другом.

– Ты говоришь это с некоторой горечью, – заметил он.

Неужели? Она надеялась, что это не так. Ей не хотелось бы, чтобы сестры считали ее пустышкой, хотя она сама делала все, чтобы заставить их поверить в это. Хорошо бы они считали ее достойным человеком, несмотря на то что все факты говорили об обратном.

– Это не совсем так, – сказала она. – На самом деле я пытаюсь следовать твоему примеру, Дэнд.

– Как это? – удивился он.

– Быть практичной, не лезть за словом в карман, – перечисляла она его качества. – Не иметь сожалений, ненужных угрызений совести или привязанностей, чтобы не приходилось никому объяснять свои поступки.

– Каким же образом, позволь узнать, ты пришла к этой весьма нелестной оценке моего характера? – спросил он, явно забавляясь разговором.

– Мне она совсем не кажется нелестной, – сказала Шарлотта, искренне удивившись, – а наоборот, весьма практичной.

– Вот как? – задумчиво произнес он. – И все же скажи: что дает тебе основания так думать обо мне?

– Ну что ж, двое твоих лучших друзей, которые приходятся мне зятьями, считают, что ты предал их французам, убил стражника, который собирался представить доказательства твоего предательства, и собирался убить их, если бы не моя сестра Хелен, которая умудрилась всадить в тебя шпагу, на мгновение опередив, когда ты, переодетый викарием, намеревался проткнуть ее собственной шпагой.

– Какое яркое описание событий, Шарлотта! Тебе, пожалуй, стоило бы написать какой-нибудь остросюжетный готический роман, по которым все с ума сходят.

Она пропустила его слова мимо ушей.

– Однако вот он ты, тут как тут, собственной персоной, спокойный и равнодушный, несмотря на все, в чем тебя подозревают. Как тебе это удается?

– Меня утешает то, что я знаю: я не делал ничего из всего, что ты здесь перечислила. У меня действительно есть совесть, Лотти. И хотя она не такая уж безупречно чистая, я не виновен в попытке убийства моих бывших товарищей. А кроме того, за меня мог бы поручиться отец Таркин.

– Да, но ты давно покинул монастырь Сент-Брайд. Люди меняются. Откуда мне знать, что ты невиновен? – Он настороженно взглянул на нее, а она продолжала: – Я никогда не видела человека, который утверждал бы, что он викарий Тоустер. Его может опознать только Хелен. Лично мне известно лишь, что ты по-прежнему намерен ничего не рассказывать своим бывшим товарищам. Или моей сестре. Возможно, для этого есть основания.

Он даже не потрудился ей ответить. Его распахнутая на груди рубашка чуть съехала набок, приоткрыв гладкие мышцы загорелого плеча. На несколько дюймов ниже должно было находиться позорное клеймо в виде розы. Сама она никогда не видела его, но обе ее сестры рассказывали о том, какую памятную метку оставил палач из темницы Ле-Монс на теле их мужей и Дэнда Росса.