Бренда Джойс: Пленница

— Вообще-то у меня задержка — вот уже две недели. Мы были близки примерно три недели назад. И ничем… ничем не пользовались. — Она покраснела, как рак.

— Как, даже без презервативов? — удивился врач. — Милая девочка, ведь вы живете в век СПИДа!

И он немедленно всучил ей целых три брошюры.

Алекс уставилась на брошюры, подумав, что в девятнадцатом веке об этой заразе еще и не слыхали.

— Вам нужно будет сдать анализ мочи.

Она кивнула, не желая упоминать о том, что день или два назад почувствовала странные ощущения в грудях — они казались необычно тяжелыми и горячими.

Алекс позвонила в офис доктора Гольдмана на следующий день. Приветливый голос сообщил, что анализы оказались положительными.

Трясущимися руками она повесила трубку.

Итак, она беременна. И чей же это ребенок? Ксавье? А может, Джебаля? На какое-то время ее охватило отчаяние. Как такое вообще оказалось возможно?! Как ее угораздило забеременеть от одного из двоих мужчин, причем оба умерли уже больше века назад?!

«Боже милостивый, пусть этот ребенок будет от Ксавье!!!» И вдруг ей стало ясно — она знала, знала с абсолютной уверенностью, что забеременела от Блэкуэлла. И что это будет дитя их любви, дитя их судьбы. Иного быть не может, особенно после того, как силой любви она сумела перенестись к Блэкуэллу сквозь толщу времен.

И с жестокой ясностью она осознала, что не желает оставаться в двадцатом веке. Она отчаянно хотела вернуться к нему. Пусть им не суждено быть вместе. Достаточно просто существовать с ним в одно время, находиться в одном городе. Чтобы видеть его — хотя бы изредка, украдкой…

И она снова разрыдалась. Ну, по крайней мере теперь ясно, отчего ей так плохо, а глаза вечно на мокром месте. А с другой стороны, слезами горю не поможешь. Ни слезы, ни жалость к себе не перенесут ее в прошлое.

Путешественница попыталась собраться с мыслями. Она уже пришла к выводу, что в первый раз совершила невозможное с помощью масляной лампы. Но вернулась в двадцатый век без лампы, которую спрятала Зу. Как же именно перенеслась она сквозь время во второй раз? Какое обстоятельство оказалось решающим?..

Решение созрело как бы само по себе. В Триполи она отправилась, чтобы разыскать Ксавье, так как любила его, любила безумно. А потом, уже на борту «Конституции», его признание породило невиданную вспышку гнева. Так, может, это ее любовь, а не лампа перенесла ее в первый раз — подобно тому как гнев перенес во второй?..

По крайней мере теперь было ясно, что надо делать. Она набрала номер и заказала билет на ближайший рейс на Бостон. Алекс воспрянула духом. От депрессии не осталось и следа.

И вот Алекс, еле сдерживая волнение, стоит снова перед особняком Блэкуэллов.

В этом доме больше не было музея. Здесь по-прежнему жили Блэкуэллы, и, этим вечером они устраивали большой прием.

Здание находилось в отличном состоянии — заново оштукатуренное, заботливо ухоженное — от свежевыкрашенных зеленых ставней до кирпичных каминных труб.

Дом теперь стоял не в глубине, а в центре заметно увеличившегося участка — тоже заботливо ухоженного. К парадному крыльцу теперь вела подъездная аллея, полная «мерседесов», «ягуаров», «феррари» и лимузинов.

Но одно несомненно: это был особняк Блэкуэллов.

Может, войти? Чугунные ворота распахнуты настежь, и охраны не видно. Алекс слышала разговоры и смех нарядной толпы, гулявшей по зеленым лужайкам. Решительно, хотя и с бешено бьющимся сердцем, она двинулась вперед.

Если бы знать заранее — можно было бы позаботиться о вечернем туалете. А она заявилась сюда, в чем была — потрепанных джинсах, рубашке и кроссовках. Стоит сунуть нос — и все эти нарядные гости уставятся на нее, как на Санта-Клауса летом. А может быть, они решат, что Алекс прислуга?

Она не обращала внимания на взгляды, которые бросали в ее сторону щегольски одетые молодые люди. Теперь все было по-новому. Алекс знала, что на нее смотрят не из-за странного наряда, а из-за того, что она красивая женщина. По крайней мере в этом Блэкуэллу удалось убедить ее полностью.

И вот она уже на ступеньках крыльца.

Интересно, повстречается ли ей призрак Блэкуэлла — как тогда? Она остановилась на секунду, трепеща от волнения. И ничего необычного не ощутила. Ничего — и никого. Разочарование причинило новую боль.

Неизвестно, сколько времени она простояла вот так на крыльце особняка, внутри которого веселье было в самом разгаре, пока раздавшийся над ухом мужской голос не заставил Алекс подскочить на месте от неожиданности.