Элизабет Эллиот: Колдовство любви

Фаро отшатнулась.

— Ты хотел обмануть меня. Ты сознательно пытался меня обмануть.

— Неправда. Если бы ты…

Его прервал решительный стук в дверь. На пороге появилась леди Эвелина, но ее улыбка померкла, когда она увидела их лица.

— Я… просто хотела убедиться, что Фаро пришла в себя. — Ее взгляд метнулся от одного расстроенного лица к другому. — Что случилось?

— Извините меня, леди Эвелина, — пробормотала Фаро. Зажав рот руками, чтобы не разрыдаться, она проскользнула мимо хозяйки дома и, оказавшись в коридоре, бросилась бежать.

Где-то в доме часы пробили полночь. Глубоко вздохнув, Уатт постучал в потайную дверцу, которая вела в спальню Фаро. Он прислушался, но ответа не последовало. Тогда он повернул рычаг и панель сдвинулась. Не желая пугать спящую, он высоко поднял фонарь и тихо позвал:

— Фаро?

Его взгляд окинул комнату — роскошные покои, предназначенные его матерью для самых любимых гостей. Шелк изумительного персикового цвета покрывал стены, такого же цвета шелк свисал пологом над кроватью. Лакированная мебель в тон — золотисто-кремового цвета. Комната всегда напоминала Уатту кондитерскую.

На прикроватном столике горела свеча. От сквозняка из потайного хода пламя затрепетало и погасло. Уатт задвинул панель и приподнял повыше фонарь.

Фаро спала, свернувшись калачиком посередине кровати. Свободного покроя белая ночная рубашка скрывала очертания ее тела кружевами и оборками. Уатт, не отрывая глаз, смотрел и не мог наглядеться. Веки Фаро казались отекшими — явное свидетельство того, что она плакала, засыпая. Острое чувство жалости охватило Уатта. Вдруг он заметил в ее руке карандаш и разбросанные по кровати листы бумаги. Поставив фонарь на столик, Уатт взял два листа и поднес их к свету.

Это были зарисовки, но не зданий или пейзажей — а его самого. Их было так много, будто Фаро начала рисовать в первый же день приезда. На одном рисунке он стоял на балконе, на другом — в библиотеке. Черно-белый костюм на нем вполне соответствовал резкому и строгому выражению лица. От бутылочки в его руках исходили странные клубы дыма, и казалось, что руки окутаны туманом.

Уатт наклонился и собрал другие рисунки. Он на лошади, он в аббатстве, он на ужине и вечеринке. На каждом поймано разное выражение, словно Фаро хотела зарисовать все.

Последний рисунок был написан акварелью. У Уатта перехватило дыхание. Здесь Фаро изобразила и себя саму. Они были рядом, и их ноги прикрывал персиково-кремовый шелк.

Они были обнажены.

Глаза Уатта расширились. На рисунке Фаро лежала, положив руку на его бедро. Он представил ее прикосновение и тут же ощутил просыпающуюся страсть. Эротическая картина мгновенно воспламенила его. Он представил ее теплое тело рядом со своим, вкус ее кожи. Взгляд его упал на надпись в углу рисунка. Это была дата его прибытия в Блэкберн — того дня, когда они впервые встретились. А под ней слова: «Образ из бутылочки».

— Боже мой! — Уатт выронил лист, будто он жег ему пальцы.

При звуках его голоса Фаро пошевелилась. Ее глаза приоткрылись, и она сонно улыбнулась ему. Но улыбка исчезла, как только она увидела потрясенное выражение его лица. Она резко села, натягивая одеяло до подбородка.

— Что ты тут делаешь?

— Я должен был прийти. — Уатт мучительно пытался прогнать из памяти видение ее обнаженного тела. Не получалось. Тогда он сконцентрировал внимание на соблазнительном изгибе ее нижней губки. — Ты не ответила ни на одну из моих записок.

Она бросила взгляд на дверь, возле которой на полу, лежала кучка посланий: он велел слуге каждые полчаса подсовывать их под дверь. Но ни одно из них не было распечатано. Потом ее взгляд метнулся к рисункам.

— О нет! — Вскочив, Фаро вырвала листы у него из рук. В отчаянии окинув взглядом комнату, она отогнула простыню и засунула их под матрас. Она покраснела, и Уатт подумал, что румянец прелестно контрастирует с белой тканью ночной рубашки. — Ты все можешь сказать мне утром, Он не отрывал взгляда от очертаний ее груди под тонкой тканью, но вдруг заметил небольшие атласные ленточки у ворота. Ему потребовалось немалое усилие, чтобы поднять глаза.

— Ты выбежала из библиотеки раньше, чем я успел объяснить, что случилось. Потом ты проигнорировала все мои записки. А я не мог незамеченным торчать у тебя под дверью. — Уатт махнул рукой в сторону потайной дверцы. — Разумеется, гости и слуги не ходят по коридору глубокой ночью, но я все же решил, что лучше пробраться сюда тайно. Никто не знает, что я здесь.