Валерия Вербинина: Рыцарь темного солнца

– Из дроздов Марыся такие пироги готовит – пальчики оближешь, – прогудел Михал мечтательно, и Мадленка сердито засопела.

Настоятельница, сложив на коленях руки и полуприкрыв глаза (мешал бивший в них солнечный свет), внимательно наблюдала за своей новой подопечной. «Слишком живая девочка… но со временем это пройдет. Трудно с ней будет справиться, конечно, зато с такими одно хорошо: разок приструнишь их, и дальше все идет как по маслу». Настоятельница про себя улыбнулась своим мыслям. Ей было пятьдесят три года, и у нее имелся обширный опыт укрощения человеческих душ. Она всегда знала, когда следует действовать лаской, а когда – таской, и умела безошибочно применять оба метода. Мадленка забавляла ее, и она позволяла покамест глупышке резвиться, отлично зная, что вскоре от ее бездумной веселости не останется и следа, – по крайней мере, она, мать Евлалия, об этом позаботится. Впрочем, ей было даже немного жаль девочку – ведь совсем не красавица, попросту дурнушка, чего определенно не осознает. И понятно, почему родители захотели от нее избавиться. Волосы у Мадленки рыжие и прямые, курносый нос задорно торчит кверху, в золотистых глазах, обрамленных светлыми ресницами, прыгают чертики… Непонятно почему, Урсула тоже улыбается, прикрыв рот рукой (ей удалось вернуть Мадленке пинок на предыдущем буераке, что привело последнюю в совершенный восторг), и мать-настоятельница послала монашке строгий взгляд. Еще не хватало, чтобы новая послушница, неотесанная девчонка, перепортила ее вышколенных подопечных.

– Ты сегодня читала Библию? – осведомилась мать Евлалия у егозы.

Мадленка недовольно наморщила нос. Она как раз обсуждала с Михалом животрепещущий вопрос, на которой из их знакомых тот женится, когда придет срок.

– Нет.

– Тогда читай, – приказала мать-настоятельница, подавая ей свой собственный томик.

Мадленка с отчаянием покосилась на брата. Повозки медленно двигались по лесу, огибая бесконечный овраг, владения Соболевских остались позади. Михал приосанился и оглянулся, и Мадленка прекрасно поняла, что это значит. Господи, ведь она никогда его больше не увидит. За что, за что такое наказание?

– Наверное, мне пора, – неловко сказал Михал.

Мадленка умоляюще посмотрела на мать Евлалию, и столько было в этом взгляде тоски, что сердце суровой настоятельницы смягчилось. Она сделала знак остановиться.

– Можете проститься, – сказала она. – А потом твой брат должен возвращаться.

Путаясь ногами в подоле, Мадленка кое-как выбралась из возка. Михал смотрел на нее с высоты своего чалого и молчал. Мадленка прошла несколько шагов, по-прежнему сжимая в руках Библию. В горле у нее стоял ком, она не знала, что сказать и с чего вообще начать.

– Ну, вот… – начала она.

– Да, – обрадованно подхватил брат.

– Да. – Надо было решиться. – Ну, прощай, Михал, братец. Господь с тобой, береги себя.

– Пусть он тебя тоже хранит, сестрица.

Она хотела его обнять на прощание, и он даже наклонился к ней с седла, и в этот-то момент все и произошло. Крики людей смешались с конским ржанием, лес ожил и наполнился незнакомыми всадниками, и они неслись на караван с непостижимой быстротой, потрясая обнаженными клинками. Мадленка видела, как настоятельница привстала на месте с перекошенным не то от гнева, не то от изумления лицом, – но тут плохо объезженный конь Михала, испугавшись, взметнулся на дыбы и заслонил возок. Мадленка проворно отскочила в сторону, но конь все же задел ее грудью; она замерла на краю оврага, неловко взмахнула руками, однако не удержала равновесия и кубырем покатилась вниз по откосу, выронив книгу. Все быстрее и быстрее, все ниже и ниже – огромное поваленное дерево на дне оврага неслось на нее, и, когда она наконец достигла его, с размаху ударившись о ствол, нелепое кувыркание прекратилось. Вокруг Мадленки, лежащей навзничь с раскинутыми руками, воцарилась гулкая, ничем не потревоженная тишина.

В лесу сгустились сумерки, а Мадленка все лежала на том же месте, не подавая признаков жизни.

Большая красивая коричневая бабочка села на неподвижную руку девушки, зябко затрепетала крылышками с голубыми глазками, взмыла в воздух, покружила и вновь опустилась, на сей раз на щеку Мадленки. Тогда она впервые пошевелилась, издав невнятный стон. Бабочка бесшумно вспорхнула и улетела прочь.

Мадленка открыла глаза и почувствовала, что ей неудобно лежать, что ей холодно, она устала, совершенно разбита и… и… И, кстати говоря, что вообще она тут делает?