Шанна Кэррол: Долгожданная встреча

– Что ты сказала? Ах да, извини, – буркнул он и вновь уткнулся в газету.

Карен тихонько вздохнула.

Они выехали из дома задолго до полудня, чтобы успеть пообедать в клубе и лишь потом отправиться в палату представителей. Херманн направил экипаж по Массачусетс-авеню, а потом выехал на улицу, где было множество магазинов и кафе. В одном из этих заведений – в маленьком французском кафе – Баррет, внявший уговорам дочери, согласился отобедать. Карен часто здесь бывала, и для нее это кафе являлось крохотным уголком Европы, уютным местом, где собирались художники, поэты и просто острословы.

Однако на сей раз посетителей было немного. Лишь за одним из столиков сидели трое молчаливых, небрежно одетых мужчин, а рядом с ними – месье Клеман с женой, то есть хозяева заведения. Узнав вошедшую в кафе Карен, галантный француз тотчас же поспешил ей навстречу и поцеловал протянутую молодой леди руку.

– Ах, мадемуазель Хэмптон, как приятно видеть вас в нашем заведении, – проговорил он с едва уловимым акцентом.

– Месье Клеман, это мой отец, – представила Карен Баррета.

– Чрезвычайно рад, месье, – поклонился француз, протягивая Хэмптону руку.

– Надеюсь, у вас найдется что-нибудь… подходящее для американских желудков, – сказал Баррет. – И, кстати, мы торопимся.

– Да-да, разумеется. Хотя кто же в Вашингтоне не торопится… а ведь торопиться очень вредно для пищеварения. – Клеман подвел отца с дочерью к столику у окна и заверил их, что обслужит «молниеносно».

– Кажется, вы с хозяином знакомы, – поморщившись, проговорил Баррет.

– Я часто бываю здесь, папа.

– Полагаю, что хорошо воспитанная молодая леди могла бы не посещать подобные заведения.

– Это очень приличное кафе, папа. И люди здесь воспитанные и приветливые. И талантливые. Вон тот молодой человек, он пишет роман. А тот господин, постарше, он художник, и е" о картины выставлены в музеях Европы. Дедушка месье Клемана был королевским поваром, так что это… это замечательное кафе, можешь мне поверить.

Баррет нахмурился, но промолчал. Какой смысл спорить с женщиной? И уж совсем глупо спорить с собственной дочерью. Объяснять ей, что от искусства нет никакого толку? Карен возмутилась бы. А впрочем… Женщины – они и есть женщины.

Вскоре появились месье Клеман и его жена. Супруги расставили на столике тарелки с тончайшими ломтиками говядины, грибами, молодым картофелем в сливочном масле, зеленым английским горошком и чуть подрумяненным хлебом. На одной из тарелок зеленели кружочки свежих огурчиков. Кроме того, Карен заказала легкое бордо, а Баррет, не пожелавший пить «французское пойло», потребовал кофе.

Мистер Хэмптон, хоть и отдал должное угощению, постоянно поторапливал Карен – за окном собирались тучи, и ему хотелось побыстрее добраться до Капитолия. Карен же – видимо, из озорства – то и дело откладывала вилку и медленно, маленькими глоточками пила вино.

Наконец раздались первые раскаты грома; зловещие черные тучи, казалось, замерли на небе. И ветер утих. Ласточки же летали совсем низко над землей.

В конце концов Баррет не выдержал. Выхватив из руки дочери бокал, он залпом выпил вино и тут же вытащил из кармана деньги. Оставленных им чаевых хватило бы еще на один обед. Когда они поднялись из-за стола, в кафе вошел уличный музыкант. Это был высокий дородный мужчина, зарабатывавший свои гроши игрой на свирели. Карен приветливо поздоровалась с ним, а Баррет в ужасе воскликнул:

– О Господи! Надеюсь, Альфреду не придется мириться с подобным поведением жены. Ты меня просто с ума сводишь.

– Папа, разве тебе не понравилось, как здесь готовят?

– Дело не в этом. – Баррет открыл дверь и пропустил дочь вперед. – Просто мне не понравилось это заведение. Лучше бы мы поехали сразу в клуб.

И тут по каменным плитам дорожки забарабанили крупные капли дождя, и отец с дочерью бросились к своей крытой коляске. Херманн подскочил к дверце и распахнул ее в тот самый момент, когда Карен подбежала к ней. Очередной раскат грома напугал лошадей, и Херманну пришлось поторопиться, чтобы успокоить их. Баррет же, забираясь в коляску, поставил ногу на подножку, но тут с его головы порывом ветра сорвало шляпу, и он, выругавшись, бросился за ней вдогонку. Догнав свою шляпу, Баррет прижал ее тростью к земле. Затем вернулся к коляске, побагровевший от злости.

Херманн захлопнул за хозяином дверцу экипажа и, взобравшись на козлы, стегнул лошадей. Они тотчас же сорвались с места; из-под копыт вздымались фонтаны жидкой грязи. Дождь усиливался, и лошади мчались все быстрее. В наступившей темноте то и дело сверкали молнии.