Жанна Монтегю: Наваждение

Кэтрин знала, что книга до последнего дня заботила его. Беспомощный, как дитя, а некогда сильный и деятельный, он безотрывно следил за ней глубоко запавшими глазами, умоляя ее о чем-то. Она знала, что он хочет сказать ей: «Посмотри, я почти завершил свой труд. Все записи, все заметки здесь. Передай же их лорду Батли. Он сможет собрать их в книгу».

Прежде они, часто в шутку, обсуждали, что случится, когда книгу напечатают. Это были счастливые дни, когда они вдвоем бродили по горам, удили в речке рыбу или сидели возле уютно потрескивавшего костра. Смерть тогда казалась далекой, за миллион миль отсюда. Джона Энсона никто не назвал бы стариком, а его единственная дочь, Кэтрин, которая родилась, когда ему было тридцать лет, едва справила свой девятнадцатый день рожденья. Оба были уверены, что у них впереди еще многие годы, что отец по-прежнему сможет заниматься образованием дочери, чтобы со временем она по праву вошла в сокровищницу его мудрости и разделила с ним все, чем одарен был он сам. И никто не мог знать, как скоро и неумолимо обрушится на них жестокий рок.

Глаза ее застлали слезы, но она не дала им воли.

– Смерть – это ничто, – сказал ей однажды отец во время их очередной философской беседы. – И когда я уйду, я не хотел бы, чтобы ты сожалела обо мне. Посмотри на это с другой стороны, Кэти. Представь себе, что я ожидаю тебя в соседней комнате. Я не хочу, чтобы ты убивалась и тосковала. Я по-прежнему останусь собою. Окликай меня по имени, беседуй со мной, как прежде. Смейся, как мы обычно смеялись, шути, как мы обычно шутили. Наши души бессмертны, дитя. И все будет хорошо.

Нет, все совсем не хорошо, мысленно возразила она отцу. Я ужасно тоскую по тебе. И что я теперь буду делать?

К ней тут же пришел ответ: «Прочти письмо. Не трусь, Кэти, ты ведь не робкого десятка».

Она взяла нож и вскрыла конверт. Чувствуя беспокойство от выжидательного молчания миссис Даулинг, которое казалось невыносимым из-за оглушительного щебетания птиц за окном, она извлекла узкую полоску плотной тисненой бумаги и пробежала глазами строчки убористого каллиграфического почерка.

Сперва адрес: «Бизли, Питлайк и Браун, стряпчие. 21. Тауэр Гэйт, Лондон». Затем шла дата – письмо было написано неделю назад, – и наконец сам текст:

«Уважаемая мисс Энсон, позвольте уведомить вас о наличии обстоятельств, требующих немедленного вашего присутствия по указанному адресу.

Дело необычайной важности настоятельно требует, чтобы мы могли обсудить его с вами в личной беседе. Прошу вас поставить меня в известность о том, когда следует ожидать вашего визита.

Остаюсь искренне ваш, Ралф Бизли».

Далее следовала весьма витиеватая, но совершенно неразборчивая подпись.

Кэтрин с любопытством перечитала послание. Никогда прежде она не слышала о конторе Бизли, Пит-лайка и Брауна. Конечно, ее отец пользовался услугами стряпчих, но сей джентльмен жил в Бристоле, а поскольку Джона Энсона нельзя было назвать богачом, то и к услугам юриста он прибегал крайне редко. Все, чем располагал Энсон, наследовала его дочь, и наследство это состояло в нескольких фунтах мелкой монетой – если не считать кладези мыслей.

Кэтрин осталась совершенно одна: если у них и были какие-то дальние родственники, она никогда о них не слыхала. Джон был последним в роде Энсонов, да и у матери не оставалось родных – по крайней мере, таких, кто желал бы с ними знаться, хотя отец и рассказывал Кэтрин, что мать принадлежала к весьма аристократическому семейству, и он не был ей ровней. Умерли и те, кто были крестными отцом и матерью Кэтрин. Неожиданно она поняла, что ей теперь не к кому даже обратиться за советом, и это открытие едва не лишило девушку самообладания.

С самого дня похорон Кэтрин старалась привыкнуть к мысли о том, что ей необходимо найти работу, чтобы выжить. А для одинокой леди в ее положении для этого имелось чересчур мало возможностей. Удобнее всего было бы устроиться гувернанткой, воспитывать детей в какой-нибудь приличной семье, – и она старательно штудировала все газеты, где можно было бы найти нужное объявление. В ее возрасте молодые леди, как правило, уже обзаводятся мужьями, но Кэтрин проявляла странное безразличие к лицам другого пола. К тому же эта глушь не изобиловала достойными претендентами. Джон Энсон частенько сокрушался об этом и, как подобает заботливому отцу, пытался ввести ее в общество, – но всякий раз она убеждала его, что совершенно не желает выходить замуж и хочет остаться с ним.