Сюзан Таннер - Путы любви

Она устремилась вниз по лестнице. Между тем шотландец склонился над телом ее брата, пытаясь высвободить свой топор из смертельной раны. Дара неподвижно стояла над окровавленным телом того, кого она с детства привыкла считать своим заступником. Затем она стремительно схватила сверкающий кинжал, лежавший рядом с вытянутой рукой брата. Не раздумывая, подняв кинжал для удара, она бросилась на убийцу.

Шотландец выбил оружие из ее рук, а от удара в висок Дара без чувств упала на пол. Не успела она оказаться на полу, как острозубый комок белой шерсти бросился на человека, обидевшего Дару. Еще миг – и гибкое тело гончей уже лежало в собственной крови и крови Кервина. Горечь этой потери была для Дары не меньшей, чем горечь прежних потерь. Она придала ей силу. Дара попыталась подняться.

Однако у нее не хватило на это сил. Огонь, тускло мерцавший в камине, позволил Руоду увидеть, как красива была девушка.

Охваченная ужасом, Дара билась и извивалась, но ничего не могла поделать, чтобы высвободиться из железных объятий этого мужчины. Тяжелый топор ее брата, ставший победным трофеем, не был для него помехой. Руод понес Дару во двор к своей лошади. Громкой командой он прервал кровавую оргию. В Даре вновь вспыхнула ярость. Она увидела, что один из шотландцев нес самую юную и самую красивую из ее служанок. Ее тело безвольно обвисло, на бледном лбу зияла свежая рана.

Руод грубо утихомирил яростно сопротивлявшуюся Дару. От его удара все в глазах потускнело, но картина разрушения замка Чилтон навеки врезалась в ее память. Она не могла забыть тела убитых на ее глазах людей, их слезы, потоки крови. Глаза Дары оставались сухими. Обжигавшее ее горе было слишком велико, оно было слишком глубоким, чтобы вырваться наружу.

Она чувствовала боль от ударов, нанесенных Руодом. Холодный ветер пронизывал ее до костей. Сознание Дары постепенно прояснялось. Всадники приближались к границе. Перейдя ее, лошади сбавили шаг. После всего случившегося погоня была маловероятна. Набег был очень неожиданным, и силы настолько неравны, что не осталось почти никого, кто бросился бы в погоню. И даже эти немногие не стали бы тратить время попусту, так как понимали, что лучше помочь раненым, чем напрасно пытаться догнать насильников.

В эту ночь заросли вереска казались пустошью. В них не было ни жизни, ни красоты. Но Дара знала – это от того, что она была в отчаянии. Она любила эти земли. Когда-то она исходила их вместе со своими братьями. Они смеялись. Те счастливые времена были далеко позади. Сейчас она уносила с собой лишь последний образ Кервина.

Дара не в силах была продолжать неравную борьбу. Было невозможно освободиться из крепких мускулистых рук Руода. Дара немеющими пальцами вцепилась в темную гриву лошади. Грубое седло натирало ее нежную кожу. Наездник, обхватив Дару рукой, крепко держал ее. Дара молчала. Все ее мысли были обращены к событиям этой ночи, к тем, кто остался лежать в замке Чилтон.

Дара вздрогнула, когда другой наездник нагнал Руода. Что-то волчье было в его лице. Он попытался улыбнуться, но эта гримаса лишь отдаленно напоминала улыбку.

Странг был фаворитом Руода, самым близким из людей его окружения, единственным, кому он был готов довериться.

– Едва ли Лаоклейну понравится то, что мы натворили этой ночью.

– К черту Лаоклейна! Я хозяин в его отсутствие. Он никогда не осмелился бы проучить этого пса-англичанина, как сделал это я.

Странга все же одолевали сомнения. Он возразил:

– Ты ведь знаешь, что остановило его. Смелости ему не занимать. Его остановила преданность интересам Джеймса. Не время поднимать шум на границе, раз он решил жениться на английской принцессе.

– Ты думаешь, Генри опечалил наш поступок? Как же! Он давно замышлял поженить Джеймса и Маргарет. Если бы она была красавицей, это бы польстило нашему Джеймсу, но, говорят, она не удалась ни внешностью, ни характером. Джеймсу стоило бы взять в жены одну из своих возлюбленных, независимо от ее происхождения. В конце концов, все они шотландки!

Здесь Руоду пришлось замолчать. Это было лучше, чем признать, что слова Странга справедливы. Действительно, Джеймс предостерегал своих вассалов, чьи земли находились у границы, именно от таких набегов, какой они совершили этой ночью. Джеймс не хотел, чтобы мир, о котором они договорились с Генри, был нарушен. По крайней мере, он не хотел этого до поры до времени. Руод подумал, что своим сегодняшним набегом он бросил вызов не сюзерену, а брату. Да, чертов Лаоклейн!