Розалин Майлз - В порыве страсти

Джина вздрогнула.

– Значит, он твой, – по-детски просто ответила она. – Но тебе придется бороться за него.

Джона захлестнула бессильная ярость.

– Но они говорят, что дела идут плохо и нужно что-то продать.

– Может быть. – Девичий голос внезапно окреп. – Но не обязательно Кёнигсхаус! Есть что продать в Сиднее, а Кёнигсхаус останется как прежде, когда у твоего отца еще не было интересов в городе.

Дай Бог, чтобы Джина оказалась права, подумал Джон. Он был так благодарен ей за то, что она вселила в него надежду, дала возможность выговориться, разделила муки его одиночества. Он осторожно подвинулся, и вот уже его плечо еле заметно коснулось ее нежного плечика.

Над их головами щебетали и смеялись первые зимородки, а они сидели не шелохнувшись, наслаждаясь хрупкой интимностью этого прикосновения, и не знали, что из спальни за ними наблюдают холодные серые глаза. И какое бы светлое будущее ни рисовали они в своем воображении, ему не суждено, не позволено случиться.

Как и следовало ожидать, завтрак являл собой печальное зрелище. Все члены семьи собрались постепенно за массивным дубовым столом под неподвижными взглядами давно ушедших Кёнигов и тщетно пытались делать вид, что ничего не произошло.

Элен все еще ощущала во рту привкус вчерашней ночи и не могла проглотить ни кусочка. «Я больше так не могу», – думала она. Сидевший напротив нее Чарльз катал хлебный шарик, Бен склонился над своей тарелкой и механически жевал яичницу с беконом, стараясь ни с кем не встречаться глазами. Джон с Джиной сидели рядом, есть они явно не хотели, но и не разговаривали. «Как на поминках, – подумала Элен. – Да так оно по сути и есть – мы услышали смертный приговор и теперь ждем, когда Кёнигсхаус умрет». Было еще рано, но солнце уже светило в окна. Внезапно ей стало нечем дышать.

Один лишь Филипп был полон энергии. Он, как всегда, сидел во главе стола, на своем огромном резном стуле, напоминавшем трон, и, несмотря на вчерашние излишества, в огромных количествах поглощал яичницу с беконом, жареный хлеб и тосты, запивая все это бесчисленными чашками специально для него приготовленного кофе – черного, горячего и ужасно крепкого.

– Хороший кофе, Роза! – похвалил он экономку, когда та обходила гостей. Вслед за ней с надутым видом тащилась Элли. – Принеси-ка и остальным хорошего горячего кофе, сегодня их желудкам без него не обойтись. Элли, каждому еще по чашечке!

– Конечно, мистер Филипп!

Элли улыбнулась кошачьей улыбкой и бросилась исполнять приказание. Роза отдала бы жизнь за Филиппа, но она не станет вмешиваться в игры белых людей и уж тем более не допустит, чтобы бесполезная вертушка возвысилась таким бессовестным образом.

– Только хозяину, Элли! – твердо произнесла она и обернулась к Филиппу: – Оставьте их в покое, мистер Филипп, подумайте лучше о себе. Что вы еще хотите?

Элли отступила, сердито сверкая глазами и не оставляя попыток снова привлечь внимание хозяина. Однако Филипп остался к ним глух.

– Что угодно, лишь бы не выпасть с голоду из седла! – рассмеялся он. – Сегодня последний перегон! Две тысячи голов находятся в дне пути отсюда, осталась лишь одна ночь вне дома. К вечеру мы доведем их до водопоя у Чертовой Скалы, а завтра погрузим на машины и отправим. Еще один удачный сезон для «Кёниг Кеттл»! А в результате – и для «Кёниг Холдингз», не так ли? – насмешливо произнес он, обращаясь к Бену. Тот пришел в замешательство, а затем миролюбиво заметил:

– Фил, ты же знаешь, все не так просто. Если рассматривать состояние наших дел в целом, это вопрос…

– Вопрос, вопрос, – грубо перебил его Филипп. – Приятель, я плачу тебе не за вопросы, а за ответы!

Чарльз глубоко вздохнул, наклонился вперед.

– Послушай, ты можешь кричать сколько хочешь, но это ничего не изменит! Мы больше не можем содержать и ферму, и все остальное. – Он бросил взгляд на Джона. – Признаюсь, и этот дом, и скот значат для меня гораздо меньше, чем для вас, друзья, – его глаза превратились в щелочки, – но неужели вы не понимаете, как ненавистна мне сама мысль о продаже любой части компании?

Филипп грозно улыбнулся.

– Ненавистна, говоришь? Да ты не знаешь, что такое ненависть! Похоже, ты уже забыл, что значит быть Кёнигом, мой маленький братец, если, конечно, тебе было что забывать. Почему бы тебе не изменить фамилию на «Кинг», еще отец хотел, чтобы мы это сделали. Тогда тебе не пришлось бы притворяться, что ты один из нас! – Он перевел дыхание. – Кёниги не продают, а покупают землю! Мы живем на земле, черпаем из нее силу, земля – наш образ жизни, смысл всей нашей жизни. Мы никогда не выпускаем ее из рук!