– Интересно, как это им удается запихать эти кораблики в бутылки? – сказал Тод, кивая в направлении белого кораблика в длинной бутылке. Он всегда так вот переводил тему разговора на что-то незначительное. Его я тоже запомню таким вот, с грустинкой в голубых глазах, одетого в бежевое пальто Кромби с поясом, завязанным узлом на животе в том месте, где обычно бывает пряжка, рассуждающего с видом знатока о винах, американских писателях и кораблях в бутылках.
Двое студентов из колледжа Тринити пришли проводить Бэйбу, и она постаралась выпросить у одного из них фирменное кашне колледжа, чтобы хвастаться им в Лондоне.
Я сидела и смотрела на нее, слушала Тода, и вдруг меня охватил порыв отчаяния.
– Я пойду и позвоню ему, – сказала я Бэйбе.
– Давай, давай, никто тебе не запрещает, – сказала она, накручивая кашне себе на голову.
* * *
Телефон находился в холле. Я опустила шиллинг и несколько пенсов, а потом пришлось еще какое-то время ждать, прежде чем телефонистка соединила меня с его номером.
К телефону подошла Анна.
– Нет, его нет, – кричала она в трубку.
Она, наверное, первый или второй раз в своей жизни говорила по телефону.
Она замолчала, и у меня создалось впечатление, что она повернулась, чтобы что-то сказать кому-то.
– Анна, я еду в Англию и просто хочу с ним попрощаться. Попроси его приехать и проститься со мной.
– Да нет его здесь, он в поле, – сказала она, – клянусь Богом.
Она услышала, как я всхлипываю, и добавила:
– Если он скоро вернется, я скажу ему, чтобы немедленно ехал к тебе. Ты где находишься и сколько еще пробудешь там?
Мне пришлось крикнуть людям в баре, чтобы спросить его название, и несколько голосов сразу ответили мне.
– Бог ты мой, как хорошо-то, что ты в Англию едешь, – сказала Анна, – у меня беда, залетела я, не можешь прислать мне каких-нибудь таблеток?
– Постараюсь, – ответила я, – скажи мне, он там?
– Да нет его, Бог ты мой, только я с ребенком. Пришли мне таблеток, пожалуйста!
– А ты мне его пришли, пока я еще здесь!
– Сразу как придет, скажу ему!
– Анна, я писала ему, – сказала я.
– Я знаю, у него целая пачка писем на столе, он даже не вскрывал их.
Это было одним из его качеств, которое приводило меня в самое большое восхищение, какая-то сила позволяла ему откладывать чтение письма, от которого он ждал особой радости или, наоборот, неприятности на дни и даже недели.
Я спросила Анну, не появлялась ли эта американка Мэри..
– Да никого не было, кроме человека, который травит грызунов. Тут с тех пор, как ты уехала, монастырь. Он уезжал на пару ночей и вернулся насупленный как монах. Пришлешь таблеток? – спросила она умоляющим тоном.
Время кончилось, и я попрощалась и пошла обратно, чувствуя себя еще хуже, чем раньше. Мне виделись его карие глаза, такими же, какими они были в наш последний день в гостинице. Полные грусти от того, что я оказалась совсем не такой, какой он себе меня представлял. Камень, как он сказал. Я подумала о рассыпанных под горячим солнцем камнях и о других, которые лежат в реках и которые вода сделала такими гладкими.
Когда мы ушли из заведения, я оставила записку, чтобы он знал, где найти меня. Я все еще думала, что он может приехать. Времени оставалось мало, и я представляла себе, как он мчится ко мне в своей маленькой машине. Анна обещала, что поищет его, но он мог уйти куда угодно.
* * *
Туша был знаком с одним из помощников капитана и смог получить разрешение всем нашим провожающим подняться на борт. Он дал на лапу носильщикам, когда мы погрузились. Бэйба предъявляла наши билеты, держа их в зубах, потому что руки у нее были заняты цветами, сумкой и пакетами, а также ее новым красным плащом. Поднимаясь по трапу, я вдруг подумала, что должна вернуться и подождать его, потому что он наверняка уже вот-вот появится. Но я шла вперед, подталкиваемая трогательными репликами Туши и острым углом чьего-то чемодана.
Наша маленькая каюта была набита провожающими: Тод, Туша, Джоанна, Густав, наши вещи и море цветов, которых они подарили нам. Туша пустил по кругу начатую бутылку ирландского виски и требовал, чтобы выпили все.
– Только чтобы убивать микроб, – согласилась Джоанна. Она уже была здорово навеселе после нескольких рюмок шерри. Туша сдвинул ей шляпу набок, так что она казалась совершенно окосевшей.
– Иисус встречает свою скорбящую мать, – сказал ей Туша, напоминая мне о том вечере, когда мы ходили на костюмированные танцы, и о том, что случилось потом, когда он сражался с Джоанной на лестнице. Всем отчего-то стало грустно, но ненадолго, потому что Туша завопил:
Читать дальше