Жюльетта Бенцони - Исповедь рогоносца

– Король? – усмехнулась Мадемуазель. – Я, конечно, очень его уважаю. Что касается Луи… Ему в высшей степени наплевать на любую защиту… Он даже готов вызвать короля на дуэль перед всем двором… А вас, вас он готов удушить, чтобы рассчитаться сполна!

Атенаис испуганно взвизгнула:

– Но он же сумасшедший! Что я могу сделать с таким безумцем?

– Если хорошенько подумать, не такой уж он безумец. Поставьте себя на минутку на его место, Атенаис. Его сумасшествие лишь в том, что он продолжает любить вас… И любит, как мне кажется, еще больше, чем прежде.

– Но я-то его больше не люблю, – сухо проговорила госпожа де Монтеспан. – И вовсе не хочу жить с ним. Он должен с этим примириться.

– Это проще сказать, чем сделать. Вам слишком легко говорить… А я утверждаю, понимаете, я уверена, что он никогда не смирится. Можете мне верить, можете не верить, но берегитесь: у Пардальянов кровь горячая, и оскорблений они не прощают. Кроме того, в конце концов, он ваш законный супруг. И потому с ним надо хоть сколько-нибудь считаться, разве не так? Вам следует на какое-то время оставить двор и перебраться ко мне в Люксембург. Пожив у меня, вы, может быть, лучше разберетесь в себе самой. Да и Луи за это время немножко успокоится. Мне кажется, что игра стоит свеч…

Встревоженная, несмотря на все усилия казаться абсолютно безмятежной, а главное – не желая присутствовать при скандале, который может разразиться в Сен-Жерменском дворце каждую минуту, госпожа де Монтеспан приняла приглашение принцессы. Она отправилась в гости к Мадемуазель, не откладывая, прямо в ее же карете, намереваясь провести в Люксембурге несколько дней. Возможно, ее муж, узнав, что она добровольно выбрала разлуку с королем, станет вести себя более прилично.

Но однажды утром, когда обе женщины, еще в неглиже, наслаждались деликатесами легкого завтрака, лакей объявил о том, что господин де Лозен просит разрешения войти. Тот скорее ворвался, явно чем-то взволнованный. Благородный дворянин, казалось, был вне себя. Он чуть не забыл поздороваться. Ему благоразумно подставили кресло, и он наконец, запыхавшись, рухнул на мягкое сиденье.

– Ах, боже мой, боже мой! Какой ужасный скандал! – воскликнул он, как только, отдышавшись, смог заговорить. – Ах, какой чудовищный скандал! Ах, Ваше Высочество!.. Ах, мадам!.. Эта бедная женщина наверняка умрет от всего произошедшего!

Сразу же встревожившись, дамы обменялись взглядами: неужели Монтеспан натворил-таки глупостей?

Ни Мадемуазель, ни госпоже Монтеспан никогда еще не доводилось видеть господина де Лозена в подобном состоянии. Даже учитывая его истинно гасконский темперамент, немыслимо было представить, чтобы он настолько вышел из ума. Прислушиваясь лишь к тайным велениям своего сердца, Мадемуазель мгновенно подала своему другу бокал испанского вина.

– Но успокойтесь же, Лозен! Честное слово, можно подумать, вы только что потеряли кого-то, дорогого вашему сердцу! О ком вы, в конце концов, говорите?

– Я говорю о мадам де Монтозье, вашей подруге, – вздохнул Лозен, обращаясь к госпоже де Монтеспан. – Вы не хуже меня знаете, что ее супруг, ко всеобщему удовольствию, только что назначен воспитателем дофина. Ну, и вчера вечером в его особняке в Рамбуйе собралась большая толпа: все хотели поздравить нашу Жюли с высоким назначением мужа. Вокруг Жюли были только дамы. И вдруг в гостиную, подобно пушечному ядру, ворвался Монтеспан, его не смогли удержать слуги…

Обе женщины вскрикнули от ужаса, и это прибавило сил рассказчику. Понизив голос, чтобы добиться наибольшего эффекта, Лозен добавил:

– Маркиз просто растолкал дам, чтобы освободить себе проход к Жюли, которая сидела в знаменитой Голубой комнате своей матери, и там… Там он устроил ей чудовищную сцену!

– Ох! – вздохнула Мадемуазель. – А в чем же суть дела?

– Он откуда-то, сам не понимаю, откуда и от кого, узнал, что во время нашего недавнего путешествия во Фландрию вместе с Их Величествами мадам де Монтозье… ну… ну, скажем… якобы обеспечивала королю возможность излить свои пылкие чувства госпоже де Монтеспан…

– Господи! Что за гнусная клевета! – воскликнула принцесса. – Бедняжка Жюли – сама добродетель!

– Вполне возможно! Но тем не менее вчера вечером ей было открыто заявлено, что она исполняла роль – да простит меня Ваше Высочество! – сводни… Все это происходило при целой толпе дам. Некоторые из них, конечно, были очень рады услышать подобные обвинения. Я только что от Жюли, заходил навестить, – на нее смотреть жалко. Все время плачет и повторяет, что, наверное, скоро умрет…