Джейн Фэйзер - Изумрудный лебедь

Майлз поглаживал свою благообразную широкую бороду и делал вид, что размышляет о чем-то умном, будто это могло как-то помочь. Он прекрасно понимал, что за ее язвительными нападками на Гарета скрывается страх за него. Она боялась, что с ним могло случиться несчастье. Имоджин по своей природе была не способна выражать нежные чувства, и обожание брата проявляла в бесконечных нападках и придирках. Чем сильнее было ее беспокойство, тем более резкой и едкой она становилась.

— Но, моя дорогая, ведь твой брат все-таки отправился к королю Генриху, — позволил наконец себе высказаться ее муж.

— Да, и благодаря кому? — воскликнула Имоджин. — Разве он поехал бы, если бы я не просила, не заклинала, не умоляла его это сделать? Это длилось долгие-долгие месяцы! Я стояла перед ним на коленях!

На эту реплику ответа не последовало. Конечно, убедить лорда Харкорта было делом нелегким. Майлза даже несколько пугало то, насколько безразличным оставался его шурин к постоянным просьбам и уговорам своей старшей сестры. Потоки слез, чудовищные приступы ярости, непрекращающиеся скандалы — казалось, ничто не могло нарушить его спокойствия. И Майлз подумал было, что Гарету действительно все равно. Его спокойствие сбивало Имоджин с толку, но она свято верила, что без ее напутствий брат сбился бы с пути и погубил бы себя и свою семью. Майлз полагал: она не замечает, что, несмотря на все ее усилия, Гарет следует своим путем.

Однако когда возникла идея замужества Мод, в брате его жены вспыхнула искорка интереса. Когда Имоджин впервые поведала о своем блестящем плане предложить Мод в жены герцогу Руасси, Майлз ожидал обычной реакции: Гарет разрешит сестре бесноваться, сколько ее душе будет угодно, а потом мягко, но решительно поставит ее на место, наотрез отказавшись участвовать в этом предприятии.

Однако на этот раз Майлз заметил проблеск интереса в глазах шурина. Он понял, что Гарет спокойно сопоставляет и рассчитывает шансы, в то время как его сестра, по обыкновению, продолжает его бранить и упрекать.

Ему показалось, что Гарет увидел некоторые преимущества такого союза и возможность для Харкортов возвыситься, а отчаянные старания сестры сдвинуть его с места были тут ни при чем. Семья Харкортов много потеряла после бойни в ночь Святого Варфоломея из-за своей преданности Генриху, и могла надеяться на то, что теперь, когда Генрих стал королем Франции, он вознаградит Харкортов за их лишения.

— Ты говорила с Мод, моя дорогая? — спросил Майлз, вертя кольцо на пальце и мечтая сбежать в Лондон, где можно было бы отдохнуть за карточной игрой в каком-нибудь из кабачков близ Лутгейт-Хилла.

— Я не собираюсь разговаривать с этим неблагодарным созданием, пока она не согласится делать, что ей приказано. — Голос леди Имоджин задрожал от едва подавляемой ярости. — Я умываю руки.

И в подтверждение своих слов Имоджин скрестила руки на груди. Но ее мужа было трудно ввести в заблуждение. Он прекрасно знал, что заставить Имоджин отказаться от ее плана не так-то просто.

Имоджин возобновила свое хождение по галерее, потом резко повернулась к двери. И вышла, ничего не сказав мужу и не потрудившись затворить за собой дверь.

Майлз последовал за ней на приличном расстоянии и. увидев, что она повернула налево в конце коридора, ведущего в восточное крыло дома, удовлетворенно кивнул — его догадка оказалась верной. Бедной Мод предстояло выдержать еще одну атаку со стороны его жены. По крайней мере она на это время хоть его оставит в покое.

Имоджин бодрым шагом вошла в маленькую гостиную, где ее кузина проводила большую часть дня.

— Вон отсюда! — приказала она пожилой женщине, которая сидела у ярко пылавшего камина, несмотря на то что на улице было тепло.

В маленькой, обшитой деревянными шпалерами комнате было удушающе жарко, а воздух казался густым от повисшего в нем едкого запаха топленого свиного сала, которым смазывали грудь леди Мод, чтобы она не подхватила простуду.

Женщина собрала рукоделие и бросила взгляд на свою молодую госпожу, возлежащую на скамье, придвинутой почти вплотную к камину. В глазах леди Имоджин, нетерпеливо постукивавшей каблучком по полу, сверкнула ярость.

— Вон отсюда! Ты что, не слышала меня, женщина?

Служанка леди Мод торопливо присела в реверансе и вышла.

— Приветствую вас, кузина Имоджин, — пробормотала Мод. Голос ее, приглушенный горой шалей и пледов, в которые она была укутана, казался совсем слабым.