Элизабет Грегг - Лунные грезы

Мужчина долго и пристально вглядывался в лицо застывшей перед ним девушки. Наконец из его глаз исчезла настороженная подозрительность, они потеплели, и он сказал:

– Десса!.. О Великий Боже, это действительно ты! Дорогая моя сестренка… Как же ты выросла, какой стала красавицей!

Он распахнул ей свои объятия, и она со сдавленным криком бросилась к нему на шею. Его худое мускулистое тело напряглось, а руки так крепко сжали ее, что ей трудно было дышать. От него пахло дымом костров, виски, табаком и кожей, и все же сквозь эти запахи Дессе удалось ощутить что-то неуловимое, до боли знакомое с детства.

– Боже мой, Десса, – бормотал Митчел, слегка покачивая ее в кольце своих рук, – я уже и не чаял увидеть тебя.

Родной голос, навевавший воспоминания об их далеком безоблачном прошлом, когда родители были живы и молоды, когда весь мир был у их ног, даря лишь радость и счастье, проникал прямо в сердце. Девушка не выдержала и, как когда-то в детстве, уткнувшись носом в его грудь, разрыдалась.

– Ну что ты, – ласково сказал он, – не надо плакать, моя маленькая Десси, не надо плакать…

Но она не могла остановиться. Слезы текли сами собой, смывая горечь тех лет, когда семья считала его погибшим, боль за то, что родители не могут разделить ее радость, и за то, что сделала с ним война.

Он ласково похлопал ее по спине, но не отпустил, а терпеливо ждал, пока она перестанет плакать. Если бы в это момент его видел кто-нибудь из банды, то не поверил бы своим глазам: непреклонный, не знающий пощады Янк, правящий железной рукой в своем маленьком царстве головорезов, стоит и с нежностью утешает свою рыдающую сестренку! Более того, если кому и случилось бы стать свидетелем этой вопиюще странной сцены, он никогда бы не решился рассказывать о ней, чтобы не прослыть лгуном или сумасшедшим.

А потом они сидели и говорили. По его просьбе Десса рассказала ему обо всем, что произошло после смерти их родителей, упомянув, разумеется, и о предательстве Клуни и Эндрю.

– Но ты, к счастью, жив, – закончила она, – и можешь теперь…

Ее перебил его горький смех; она с удивлением взглянула на него, но тоже рассмеялась.

– Я имею в виду, – пояснила Десса, – что если бы отец знал, что ты жив, он завещал бы все тебе. И теперь мы можем… Ох, Митчел, – спохватилась она, – я же переписала на этого мерзавца Эндрю половину нашего… то есть, твоего наследства! Не сердись, у меня не было выбора, иначе я вообще могла не получить ни цента. Но теперь ты можешь написать Клуни и заявить о своих правах. Господи, ну почему отец настолько не доверял мне? Я так любила его, а он считал, что я не в состоянии ни с чем справиться. Надо же было додуматься отдать все дело в руки Клуни и Дрюхарта!

– Не расстраивайся, сестренка, – вздохнул Митчел. – Поверь мне, теперь отец гордился бы тобой. Я знаю, что говорю. Ты блестяще со всем справилась, и я не вижу для себя смысла заявлять права на свою долю. Мне не нужны деньги отца и его предприятие. Что я буду с ним делать, если не могу открыто появиться даже в Виргинии, не говоря уж о Канзас-Сити? И никогда не смогу. По крайней мере, в этой стране… Быть может, позже я и смогу помочь тебе… откуда-нибудь издалека.

Он опасливо покосился на вход в шатер, давая понять, что не желает говорить о своих планах на будущее здесь и сейчас.

– Бен говорит, что сюда скоро проведут железную дорогу, – немного невпопад заявила Десса.

– Бен? – переспросил он с добродушной игривостью, свойственной когда-то Митчелу Фоллону, но почти утраченной изгоем Янком. – Кто такой этот Бен?

Девушка смутилась и покраснела.

– Он живет в Виргиния-Сити и работает на компанию по перевозке грузов. Он… он очень умный, добрый, красивый, сильный… Он может помочь нам продолжить дело отца, Митчел, поскольку отлично разбирается в бухгалтерии и весьма здраво рассуждает о том, как и где стоит ставить новые магазины и даже гостиницы. Я, по крайней мере, с ним совершенно согласна.

Митчел посмотрел на нее с затаенной грустью. Как бы он хотел, чтобы эта девочка познала то, от чего пришлось отказаться ему: любовь, верность, семью, радость родного очага… Сможет ли он когда-нибудь вернуть себе все это? Вряд ли. Путь, на который он встал когда-то, мог привести куда угодно, но только не к порогу теплого уютного дома, где ждет любящая жена и дети. Непременно найдется кто-то, кому придется не по нраву тихая гавань мятежного Янка, и тогда ему вспомнят все… Но пусть это никогда не коснется ее!