Лиз Карлайл: Никогда не влюбляйся в повесу

Энн слегка изменилась в лице – однако перечить хозяйке не осмелилась. Сбежав вниз, она велела младшему лакею бежать во весь дух по Ганновер-стрит вдогонку за лордом Ротуэллом. Лакей слегка поломался – репутация барона, его вспыльчивый, тяжелый нрав были известны всему Лондону, – но потом все же послушался. Однако, как ни странно, все обошлось. Похоже, лорд Ротуэлл уже успел расквасить носы всем, кому считал нужным это сделать, поэтому он почти безропотно позволил лакею отвести себя в дом.

Графине приняла его в своей собственной маленькой гостиной – ради такого случая она не стала переодеваться, оставшись, как и была, в домашнем платье и изящном чепце. Когда барон вошел, она сидела, положив ножки на любимый стул своего мужа – тот самый, на котором обычно сидел лорд Шарп, когда у него разыгрывалась подагра.

– Киран, дорогой! – пробормотала она, подставив ему щеку для поцелуя. – Надеюсь, ты меня извинишь? Видишь ли, я еще не встаю.

– Конечно! – Ротуэлл уселся в кресло напротив нее. – Памела, я не понимаю, с чего на тебя вообще напала блажь принимать гостей?

Леди Шарп ослепительно улыбнулась:

– Знаешь, почему я всегда любила тебя больше всех остальных моих кузенов? За эту твою грубую откровенность, мой мальчик!

За его грубую откровенность? Похоже, эта фраза будет преследовать его весь день.

Но глаза леди Шарп сияли искренней радостью.

– Ну, мой дорогой, может, объяснишь все-таки, с чего это тебе вздумалось меня избегать?

– Видишь ли, Памела, со вчерашнего дня я практически не был дома.

– Да уж, я чуть в обморок не упала от удивления, увидев тебя на улице в дневное время. – Леди Шарп сморщила нос. – Я не в восторге ни от общества, которым ты предпочитаешь окружать себя, ни от твоего ночного образа жизни. Впрочем, не стоит об этом. Кстати, не хочешь меня поздравить?

При этих словах Ротуэлл чопорно выпрямился.

– Конечно, дорогая. Прими мои поздравления. Я благодарю Бога за то, что все обошлось, – добавил он. – Это было чертовски опасно для тебя, Памела. Я искренне рад, что все уже позади.

Леди Памела удивленно подняла свои изящно очерченные брови.

– О чем это ты? Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего особенного, Памела, – ответил он. – Просто надеюсь, тебе не придет охота повторить это еще разок.

– В моем-то возрасте? – Леди Памела метнула в его сторону насмешливый взгляд. – Я бы сказала, что это маловероятно.

– Держу пари, что все эти волнения здорово сократили Шарпу жизнь.

– Да, знаю. Поверь, мне очень жаль. – Леди Шарп, опустив глаза, играла с лентой, которой был обшит ее носовой платок. – Но, Киран, ты же сам понимаешь – Шарпу нужен был наследник.

– А что в конце концов будет с моим титулом, Памела? – наконец спросил он.

– Ты имеешь в виду – когда тебя не станет? – Леди Памела с досадой отбросила в сторону платок. – Думаю, и титул и все остальное унаследует кто-то из твоих кузенов Невиллов. Впрочем, тебе ведь это безразлично, разве не так?

– Ты права. Совершенно безразлично, – пробормотал Ротуэлл.

Леди Шарп бросила на него удивленный взгляд.

– По-моему, тебе следует немедленно этим заняться, – резко заявила она. – И не делай непонимающее лицо, Киран! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

Однако Ротуэлл старательно делал вид, что не понимает. Даже уперся руками в колени, словно собираясь встать.

– Ну, старушка, мне пора. А тебе, думаю, лучше немного отдохнуть.

– Фи! – бросила леди Шарп, повелительным жестом заставив кузена вновь опуститься в кресло. – Если кто-то из нас и нуждается в отдыхе, так это ты! Да, я в жизни не видела тебя таким измученным. – Она повернулась к горничной. – Ступайте, Энн, скажите Торнтон, чтобы она принесла сюда виконта Лонгвейла. Я хочу представить его своему кузену.

Ребенок? О Боже… только не это!

Ротуэлл обычно под любыми предлогами старался избегать общения с детьми. Ему казалось, все ждут, что он немедленно придет в телячий восторг. А он никакого восторга не испытывал.

Но это был не просто младенец, а сын кузины Памелы, к которой Ротуэлл был искренне привязан. В итоге барон остался – больше того, даже умудрился выдавить из себя улыбку, после чего, поколебавшись немного, склонился над пышным свертком, который нянюшка доставила сюда из детской специально для того, чтобы он имел возможность им полюбоваться.

И вдруг непонятно почему у него перехватило дыхание. Этот малыш был очарователен. Бархатистая кожа ребенка была так нежна, что казалась прозрачной, а круглые, пухлые щечки покрывал румянец того оттенка, для которого в человеческом языке просто не существовало слов.