Барбара Вуд - Огонь души

Лицо Андреаса вновь стало строгим, к нему вернулось выражение задумчивости, делавшее его старше. Но его голос звучал по-доброму.

— Впредь будь осторожнее с теми, кому помогаешь. Ближние наши не всегда безобидны, в чужом доме может быть отнюдь не безопасно.

Покраснев, Селена взяла корзину, которую ей протянул Малахус, поблагодарила Андреаса и поспешила домой.

Андреас стоял и прислушивался к удаляющимся шагам. Потом он покачал головой. Необычный день. Сначала прооперировал незнакомца, который, вероятно, никогда за это не заплатит, а потом снабдил весьма дорогим лекарством девушку, которой он был этим обязан. А в качестве вознаграждения не получил ничего, и даже — он вспомнил об этом только сейчас — не узнал ее имени.

— Вот! Видишь, дочка? — шептала Мера, и Селена наклонилась поближе, чтобы глазами проследить за спекулумом, который не позволял закрыться маточному зеву.

— Это маточный зев, — бормотала Мера, — благословенные врата, через которые мы все приходим в этот мир. Видишь нитку, которой я несколько месяцев назад обвязала маточный зев, грозивший открыться раньше, чем ребенок созреет. Следи хорошенько за тем, что я делаю.

Селену всегда поражали знания и мудрость матери. Казалось, Мера знает все, что вообще можно было знать о рождении и жизни. Она знала травы, которые помогали зачать бесплодным женщинам, она знала мази, предохраняющие от оплодотворения, она знала лунные циклы и дни, благоприятные для зачатия и родов, она знала, какой амулет лучше всего защитит неродившегося ребенка, она даже умела делать аборты женщинам, которым нельзя было иметь детей, не причиняя при этом вреда их здоровью. Как раз сегодня Селена наблюдала, как Мера ввела бамбуковую лучину в лоно женщины, чье здоровье было настолько хрупким, что она не перенесла бы родов. Бамбуковая лучинка, объясняла Мера, вводится в зев матки, там впитывает в себя влагу тела беременной женщины и при этом вытягивается так, что зев открывается.

Роженица, которой Мера и Селена в этот вечер помогали на последней стадии схваток, была молодой женщиной. В прошлом году она перенесла три выкидыша и уже потеряла всякую надежду родить ребенка. Ее молодой муж, шатерщик, мечтавший о сыне, который позже мог бы продолжить его дело, подвергался нападкам братьев, требовавших, чтобы он развелся и взял себе новую жену.

Вот почему молодая женщина на втором месяце беременности пришла к Мере. Она боялась потерять и этого ребенка. Это была ее последняя надежда. И Мера зашила зев матки и предписала молодой женщине постельный режим на всю зиму и весну.

И вот девять месяцев позади. Молодая женщина лежала на кушетке, а рядом, взволнованный и испуганный, сидел ее муж, шатерщик.

— Сейчас мы должны быть внимательными, — сказала тихо Мера, — держи лампу ровно, дочка. Мне нужно разрезать нить.

Каждое слово, произнесенное Мерой, каждое движение, сделанное ею, запечатлевалось в памяти Селены. С трех лет, едва она только научилась отличать целебный лист мяты от смертоносного листа наперстянки, Селена работала бок о бок с матерью. Также и в этот вечер, с того момента, как они прибыли в дом шатерщика, Селена помогала во всех приготовлениях. Она зажгла святой огонь Исиды, накалила медные инструменты, чтобы изгнать злых духов болезни, помолилась Гекате, богине, помогающей при родах, попросила ее защитить эту молодую мать, и, наконец, расстелила простыни и тряпки, которые должны были принять новорожденного.

Затем, тщательно вымыв руки, Селена принялась за работу. Ее четко очерченное лицо казалось высеченным из черного и коричневого камня. В то время, как женщина, стеная, судорожно хватала мужа за руки, Мера твердой рукой провела длинные щипцы над складкой спекулума и поймала конец нитки медным зубчиком. Она взяла длинный нож и на секунду остановилась.

Матка шевелилась, как живой организм. При каждом сокращении головка ребенка упиралась в закрытый маточный зев. Роженица вскрикнула и попыталась приподнять бедра. Селене пришлось несколько раз передвигать лампу. Она твердо держала спекулум для матери. Всего лишь тонкая перегородка мягкой плоти отделяла острый нож от нежной головки неродившегося младенца.

— Держи ее крепко и спокойно, — велела Мера бледному супругу, — сейчас будем резать. Ждать больше нельзя.

Сердце Селены готово было выскочить из груди. Сколько бы раз она ни присутствовала при родах, она никогда не смогла бы воспринимать это как что-то обыденное. Каждые роды проходили по-разному, каждый раз возникали свои сложности, и каждый раз она воспринимала их как некое чудо. Этот ребенок мог задохнуться во чреве матери, умереть в напрасных усилиях на пути к жизни.