Джулия Лонг - Опасные удовольствия

Через сто восемь шагов они неожиданно остановились, и теперь Колин слышал только их шумное дыхание. Он закашлялся внутри пыльного мешка. Послышался щелчок, затем скрип открывающейся двери, и Колина куда-то затащили, как дорожный сундук, чтобы потом бросить в трюм корабля.

Когда дверь захлопнулась, Колин почувствовал себя так, словно на него натянули еще один мешок: жара и духота. Ему пришло на ум, что он больше не чувствует рук, плечи горят и под мышками болит.

В замке повернулся ключ, и Колина опять подняли и понесли по деревянной лестнице ногами вперед. Каждый шаг тяжелых ботинок, которые принадлежали, судя по глухому звуку и скрипу дерева, очень тяжеловесным людям, сотрясал тело Колина. Он закусил губу, чтобы не застонать от боли.

Он попытался вздохнуть, но мешковину засосало в ноздри. Колин попытался фыркнуть носом, чтобы избавиться от нее, и в этот момент его бесцеремонно повалили на стул, две огромные руки поддержали за плечи, когда он стал клониться вперед, и он остался один.

Он понял это, потому что слышал, как простучали вверх по лестнице тяжелые сапоги. Дверь захлопнулась, щелкнул замок, и наступила звенящая тишина.

В попытке хоть как-то упорядочить мысли Колин тряхнул головой. Не помогло. Колин вспомнил толпу, собравшуюся поглазеть на казнь.

Его казнь.

Каким-то чудом он остался жив. Жив! Душа его пела, и он попытался сделать глубокий вздох, наклонив голову вниз, чтобы грубые волокна мешка не попали в нос: Вдохнув, он почувствовал едва различимые запахи: горелой древесины и смолы, плесени и несвежего лампового масла. Лаванда. Какой-то кислый запах, как от пролитого вина. Лаванда?

Колин замер. Может, он умер, и небеса, – пусть кто-то скажет, что небеса – не для него, но Колин верил, что Создатель всех распределяет честно. Он полагал, что небеса пахнут не лавандой, а лошадьми, бренди и морским воздухом.

Колин сделал еще один вдох и снова почувствовал запах лаванды: легкий, немного терпкий на фоне всех остальных запахов, такой же неуместный, как лепестки роз на обуглившихся руинах. И если только этот букет не прислали в честь его прибытия, то…

С ним в комнате находилась женщина. Через несколько секунд она сдернула мешок с его головы.

Колин повернулся, но женщина находилась у него за спиной, и он не сразу ее увидел. Она потянула веревки, стягивавшие локти Колина. Узлы потихоньку слабели, пока…

Боже милосердный!

Кровь начала поступать по сосудам онемевших рук, и он почувствовал мучительное покалывание.

Колин зажмурился, делая поспешные вдохи, закусил губу, на лбу выступил пот. Женщина продолжала распутывать веревки.

Когда боль стала напоминать уколы острыми иглами, а в коже и мышцах возобновилась циркуляция крови, Колин открыл глаза, пытаясь различить в темноте очертания предметов.

Две толстые прямоугольные деревянные опоры, опутанные кружевом паутины. Миллионы частичек пыли клубились в единственном узком пучке света, проникавшем в комнату из… А, это окно, спрятанное за поставленными один на другой деревянными ящиками. Здесь же виднелись бочонки.

Скорее всего, они находятся в подвальном помещении.

Колин стал лихорадочно соображать. Кто? Где? Зачем? Не все ли равно. Главное – он все еще жив.

Губы его раскрылись, и с них слетело одно-единственное слово:

– Луиза…

Колин растерялся. Женщина у него за спиной замерла и на мгновение перестала развязывать узлы.

– Я не Луиза, – с иронией ответила она. – Но поскольку наше знакомство будет кратковременным, не имеет значения, как меня, зовут.

Колин замер, прислушиваясь к тембру ее голоса, словно в нем крылись поддающиеся расшифровке секреты. В этом голосе были глубина и зрелость, утонченность и хрипотца. И никаких эмоций. Отчужденность и самоуверенность, звучавшие в ее голосе, сделали бы честь любому мужчине.

Колин не мог припомнить ни одной женщины, которая относилась бы к нему с откровенностью. И ему вдруг захотелось узнать, красива ли она.

Он услышал мягкое шуршание ее юбок и попытался пошевелить локтями: они были свободны. Теперь, когда кровоснабжение восстановилось, он чувствовал каждый дюйм своих рук. Но когда он попробовал развести руки, оказалось, что она пропустила одну веревку через связанные запястья и привязала его к спинке стула.

К счастью, Колин заплатил палачу шиллинг, чтобы веревки на запястьях не были туго завязаны.

Теперь женщина сместилась влево от него, и он проследил за ней взглядом.