Джулия Гарвуд: Королевский подарок

Вторая дверь тоже оказалась запертой. Ройс уже собирался выбить ее ногой, как услышал звук отодвигаемого засова.

Дверь открыла молоденькая служанка. Веснушчатое лицо ее было перекошено от страха. Она попыталась приветствовать непрошеного гостя приседанием, но, увидев вдруг грозное лицо, в ужасе вскрикнула и бросилась в дальний угол комнаты.

Здесь горело много свечей. Перед камином находился деревянный алтарь, покрытый белым. На полу перед алтарем лежало несколько обтянутых кожей подколенных подушек.

Ройс увидел монахиню сразу же. Она стояла на коленях, склонив голову в молитве и сложив ладони чуть ниже креста, свисающего на тонком кожаном шнурке с шеи. Она была во всем белом, начиная с длинной накидки, прикрывающей голову, и кончая белыми башмаками. Ройс стоял в дверях и ждал, пока монахиня обнаружит его присутствие. На алтаре не было потира, поэтому он не преклонил колено.

Служанка робко тронула узенькое плечико монахини, наклонилась и прошептала в самое ухо:

– Сестра Даниэль, пришел предводитель нормандцев. Мы сдаемся?

Вопрос показался таким нелепым, что Ройс улыбнулся. Он сделал знак Ингельраму убрать меч в ножны и вошел в комнату. У затянутого шкурой окна стояли две служанки. Одна из них держала на руках младенца, который прилежно жевал кулачок.

Ройс перевел взгляд на монахиню. С того места, где он стоял, был виден только ее профиль. Наконец, осенив себя крестным знамением, что свидетельствовало об окончании молитвы, она с достоинством поднялась. Как только она встала, ребенок настойчиво закричал и потянулся к ней. Монахиня жестом подозвала темноволосую служанку и взяла у нее ребенка. Поцеловав его в головку, она направилась к Ройсу.

Из-за низко опущенной головы он еще не успел рассмотреть ее хорошенько, но кроткий вид и нежный, тихий голос, которым она успокаивала младенца, располагали к ней. Светлые нежные волосики на голове младенца топорщились в разные стороны, придавая ему несколько комичный вид. Младенец доверчиво прижался к монахине, продолжая с аппетитом жевать свой кулачок. При этом он издавал громкие гукающие звуки, прерываемые изредка зевками.

В футе или двух от Ройса Даниэль остановилась. Голова ее едва доходила ему до плеча, она казалась очень хрупкой и беззащитной. А когда она подняла голову и посмотрела ему в глаза, Ройс потерял всякую способность думать.

Она была восхитительна. Воистину лицо ее было ангельски прекрасно, а кожа безупречна. Необыкновенно синие глаза покорили Ройса. Ему показалось, что перед ним – богиня, спустившаяся на землю, чтобы обречь его на вечные муки. Тонкие брови окаймляли ее глаза двумя плавными полукружьями, носик был удивительно прям, а губы – пухлые и нежные, как лепестки роз, и чертовски притягивали.

Ройс понял, что эта девушка волнует его плоть, и почувствовал отвращение к себе, ужаснувшись такой распущенности. Шумный вздох подсказал ему, что Ингельрам испытывает те же чувства к этой необыкновенной девушке. Ройс обернулся и предупреждающе бросил на вассала грозный взгляд.

Даниэль – невеста святой церкви, а не часть его добычи. Подобно своему господину, Вильгельму Нормандскому, Ройс почитал церковь и всячески покровительствовал ее служителям. Он протяжно вздохнул.

– Чей это ребенок? – спросил он, стараясь, чтобы девушка не догадалась о его непристойных мыслях.

– Это ребенок Клариссы, – ответила она низким голосом, который показался ему чрезвычайно возбуждающим. Монахиня сделала знак темноволосой служанке у окна, и та немедленно шагнула вперед. – Кларисса служит здесь верой и правдой уже много лет. Ее сына зовут Ульрик.

Сестра Даниэль посмотрела на младенца и увидела, что тот грызет ее крест. Она убрала крест и снова взглянула Ройсу в лицо.

Они долго молча смотрели друг на друга. Потом девушка начала растирать Ульрику плечики легкими круговыми движениями, не спуская глаз с Ройса.

Она смотрела на него без всякого страха, не обращая внимания на ужасный серповидный шрам у него на щеке. Сначала Ройса это даже огорчило: он привык, что его лицо производит на женщин совсем другое впечатление. А эта монахиня будто и не замечает уродливого шрама, и он почувствовал себя весьма польщенным.

– Глаза у Ульрика такие же, как у вас, – заметил он, но тут же понял, что ошибся. У малыша были симпатичные голубенькие глазки, а глаза у Даниэль прекрасны.

– У многих саксонцев голубые глаза, – отозвалась девушка. – Ульрику меньше чем через неделю исполняется восемь месяцев. Он доживет до дня рождения, нормандец?