Лоретта Чейз - Невеста сумасшедшего графа

Они терпели, ибо старик не оставил им выбора. Он не только распоряжался фамильным состоянием, но и беспощадно подавлял малейший намек на бунт, не гнушаясь никакими средствами, чтобы добиться желаемого.

Когда, например, на Дориана не подействовали ни нотации, ни оплеухи, ни угрозы вечного проклятия, лорд Ронсли направил свой гнев на его родителей. Это сработало: мальчик перестал упорствовать, видя, как унижают мать и отца.

В результате он быстро выучился скрывать свои чувства, оставаясь таким же вспыльчивым и непокорным.

Поскольку его поступки строго регулировались, личной собственностью Дориана был только острый ум, который он тоже унаследовал от матери, ибо Камойзы интеллектом не отличались.

Он блестяще учился в Итоне, и деду пришлось отправить его в Оксфорд, а скоро придется оплатить путешествие внука за границу.

У Дориана будет целый год, чтобы найти там работу.

Он непременно справится, пусть даже поначалу будет жить в нищете. Рано или поздно он выбьется в люди, нужно только отдавать все силы учебе… и обуздывать плотские желания.

При этой мысли он взглянул на мать, которая сняла перчатки и играла своими кольцами.

Господи, как же она любит подобные безделушки, модные платья, светское общество… и свои любовные интриги!

Интересно, почему мать вернулась в Дартмур? Хотя она родилась и выросла здесь, но эти места совершенно чужды ее натуре. Ей требуются светское общество, балы, сплетни, толпы восхищенных мужчин, Дориан ожидал увидеть ее умирающей от скуки, но мать выглядела спокойной, как никогда. Видимо, из-за недавней болезни. И все-таки почему она выбрала именно Дартмур, когда врач рекомендовал ей сменить обстановку? Даже настаивала на этом, как сказал Дориану отец.

– Мне бы хотелось, чтобы ты поехала со мной на континент.

– Не глупи. Я не могу жить на чердаке. И не притворяйся, что будешь по мне скучать, – раздраженно добавила Амнита. – Я всегда заботилась лишь о своих желаниях и о том, чтобы держать все в тайне, а это, как тебе известно, совсем нелегко. Я устала. Здесь так спокойно, вдали от искушений, интриг и постоянной лжи.

Неудивительно, что у меня до сих пор болит голова. Ей, бедняжке, так долго пришлось напрягаться, чтобы ничего не забыть и не перепутать. – Амнита отбросила волосы с лица. Привычка, которая тоже перешла к сыну и которая очень раздражала деда. – В этом и беда тайн. От них невозможно избавиться. Они преследуют тебя… словно призраки.

– Твои грехи не столь ужасны, матушка, – улыбнулся Дориан.

Но Амнита, пристально глядящая на болота, видимо, не слышала его.

– Кажется, мои грехи превратились в фантомов, – странным голосом произнесла она, – и преследуют меня как фурии из греческих мифов. Это страшно… и так несправедливо. Я же не могу себя переделать. Ты понимаешь.

Дориан понимал слишком хорошо. Он ненавидел подобную слабость и в себе, но, как ни старался, не мог от нее избавиться. Женщины влекли его непреодолимо. Господи, сколько же ему пришлось ради них поездить, на какие пускаться уловки… чтобы потом чувствовать лишь отвращение!

У матери все было иначе, но ведь она женщина, и ее сексуальные аппетиты намного меньше. Однако даже маленькие шалости повредили ее здоровью.

Нужно считать это предупреждением. Амнита только оправилась после долгой болезни. Полгода назад мистер Бадж, семейный врач Камойзов, обнаружил у нее упадок сил, и все это время Амнита провела в кровати или в кресле.

Дориан не мог позволить себе так долго болеть. Он отстанет в учебе… Тогда придется отложить путешествие за границу… и его зависимости от деда не будет конца.

Он тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли.

– Это же Дартмур, – весело сказал он. – Здесь на каждой пяди земли свой призрак. Ничего странного, что ты думаешь о призраках и демонах. Я бы удивился, если бы ты этого не делала.

Амнита засмеялась и повернулась к нему. Ее плохое настроение быстро исчезло.

До конца двухдневного визита сына она была такой же, как прежде: рассказывала Дориану местные легенды, лондонские сплетни, которые почерпнула из писем друзей, и неприличные анекдоты, вгонявшие в краску, но заставлявшие смеяться Эдварда Камойза. За пределами Ронсли-Холла отец выглядел более человечным, не казался марионеткой в руках графа, и хотя относился к жене как к глупому ребенку, это устраивало их обоих.

Уезжая, Дориан не подозревал, что у отца тоже есть свои тайны, которые ему становилось все труднее скрывать.