Патриция Гэфни - Тайный любовник

Он передал ей его накануне своей кончины. Больше двух лет минуло с тех пор, но по-прежнему сознание его веры в нее, которую он выказал, поручив продолжать свое дело, наполняло душу удовлетворением и гордостью. Когда ей было одиноко и тяжело, когда груз ответственности за жизнь и благополучие столь многих людей давил на ее юные плечи (а сейчас ей было всего двадцать три), эта вера поддерживала ее. «Ты умнее многих женщин, каких я когда-либо встречал, и некоторых мужчин, у тебя деловая хватка», – постоянно твердил он и повторял это так часто, что она в конце концов сама поверила. Внушила себе, что так оно и есть. Кто-то мог назвать ее самонадеянной, но Софи предпочитала думать, что дело в ее чувстве собственного достоинства. Кузина Онория утверждала, что она чересчур горда. «Гордыня – грех, София, и влечет за собой грехопадение, не забывай этого», – любила она предостерегать Софи, кисло поджимая губы. Но вечное недовольство Онории происходило от неудовлетворенности собственной жизнью, которая у нее, на взгляд Софи, была невыносимо бесцельной и пустой, поэтому она старалась не обращать внимания на подобные высказывания.

Порой вообще трудно было поверить, что они родственницы, настолько они не походили друг на друга, как полагала, как хотела верить Софи. Дядя Юстас Вэнстоун владел рудником «Салем», но невозможно было представить, чтобы Онория имела к нему какое-то отношение и уж тем более управляла им. Она считала такое занятие ниже своего достоинства, неподходящим для леди. Юстас был мэром Уикерли – должность, по большому счету, не бог весть какая, но Онория относилась к этому серьезно, почти так же серьезно, как к своей роли дочери мэра. Она считала себя самой знатной особой в округе после леди Мортон из Линтон-грейт-холла. Софи могла бы возразить, что тут она уступает супруге преподобного Моррелла – Энни была виконтессой до того, как вышла замуж за Кристи. Да что там говорить, Софи могла бы возразить (если бы ее волновали подобные вещи, чего, конечно, у нее и в мыслях не было), что она сама на голову выше Онории, поскольку отец был и образованней, и богаче, и куда большим джентльменом (по ее мнению), чем дядя Юстас. Единственное, что у Онории было общего с нею, так это возраст, а поскольку обе были не замужем, то в этом вопросе ни одна из них не имела преимущества.

Но Софи жалела потраченного впустую времени и не задумывалась о столь несущественных моментах.

Вместо этого она вернулась к мыслям о молодом человеке, которого встретила сегодня на городском лугу перед церковью. Его образ вставал перед ее мысленным взором с настойчивостью привязчивой детской песенки. Джек Пендарвис. Корнуоллская фамилия, да и акцент свидетельствует, что он уроженец Корнуолла. Приехал ли он сюда навестить кого-нибудь? Она не слышала ни о каких Пендарвисах в их приходе. Там, на лугу, она пыталась найти предлог, чтобы узнать, чем он занимается. Но, как назло, ничего подходящего не приходило ей в голову: почему-то не получалось у нее непринужденного, свободного разговора. Да и у него тоже.

Улыбнувшись, она непроизвольно провела рукой по волосам и вспомнила, с какой нежностью он касался их и как зачарованно смотрел на нее. Взгляд его серых глаз какого-то необычайного оттенка был пристальным, напряженным и немного тревожным. Но улыбка у него прекрасная, и он даже не пытался скрыть своего восхищения. Софи привыкла к тому, что мужчины восторгаются ею; это нимало ее не беспокоило, пока они не заходили слишком далеко и не начинали нести несусветную чушь или вести себя как ослы. Джек Пендарвис… она не могла представить, чтобы он молол вздор или совершал глупость. Его слова, что он скорее отрежет себе руку, чем единую прядь ее волос… это, решила она, галантность. Он очень мил: черные как смоль волосы, худощавое, чисто выбритое лицо. Кто он такой? В Уикерли редко появлялись новые лица. Он говорил как джентльмен, хотя одет был несколько простовато. Вероятно, он путешествует. Да, конечно, это наверняка так. «Как вы думаете, понравится мне здесь?» – спросил он, что должно означать – он остается в городе. Так что она еще увидит его.

Замечательно.

Она заставила пони перейти на шаг и свернула на узкую дорогу, которая, минуя ворота на изъеденных временем гранитных столбах, кончалась у крыльца Стоун-хауза. Когда-то покрытая гравием, она пребывала в плачевном состоянии: края осыпались, посредине колеи пробивалась трава. Томас старался как мог, но тяжелая работа была ему уже не по силам; лужайка вокруг дома да конюшня – вот все, на что его теперь хватало. Конечно, она была не бедна; можно было нанять людей, чтобы тщательно выпололи траву на дороге, подкрасили ставни, аккуратно подстригли кусты чайной розы, пока они не оплели весь дом. Но у нее не хватало времени на все. К тому же каждый пенни, что приносил ей рудник, она использовала на закладку новых штолен.