Сидони-Габриель Колетт: Жижи

– Это ведь он ставил вальс для Полэр, не так ли? Да, современные женщины совершенно не умеют держать мужчин на расстоянии. И сразу после дня рождения… Ах, как это некрасиво. Я бы даже сказала, неприлично.

Госпожа Альварес задумчиво мешала ложечкой ромашку, отставив в сторону мизинец. Когда она опускала взгляд, веки не прикрывали полностью её выпуклые глаза и сходство с Жорж Санд становилось разительным.

– Я подарил ей ожерелье, – сказал Гастон. – Да ещё какое. Тридцать семь жемчужин. Центральная была с мой большой палец.

Он выставил вперёд свой белый ухоженный палец, и госпожа Альварес осмотрела его с интересом и восхищением, подобающими такой редкой драгоценности.

– Вы умеете жить, – заявила она. – Свою роль вы сыграли прекрасно.

– Ага, роль рогоносца.

Эту реплику госпожа Альварес пропустила мимо ушей.

– На вашем месте, Гастон, я бы постаралась ей отомстить. Завела бы себе любовницу из высшего света.

– Сомнительное лекарство, – отвечал Гастон, в рассеянности принявшийся сосать леденцы.

– Впрочем, лекарство может оказаться опасней самой болезни, – осторожно заметила госпожа Альварес. – Может, и не стоит менять кукушку на ястреба.

Они помолчали. Сверху доносился приглушённый звук пианино. Гость молча протянул пустую чашку, и госпожа Альварес вновь наполнила её.

– У вас всё в порядке? Как поживает тётя Алисия?

– Сестра, знаете, совершенно не меняется. Очень замкнута, вся в себе. Говорит, что предпочитает жить прекрасным прошлым. Всё вспоминает испанского короля, Милан, своего хедива и полдюжину раджей. Как вам это нравится? Но с Жижи она очень мила. Алисия, и тут она права, находит её немного заторможенной и заставляет над собой работать. На прошлой неделе учила её есть омара по-американски.

– Зачем?

– Алисия утверждает, что это очень важно. Говорит, что омар по-американски, яйца всмятку и спаржа – это три пробных камня в воспитании. Неумение обращаться с этими блюдами разбило множество семей, так она считает.

– Возможно, – задумчиво сказал Лашай. – Возможно.

– О! Алисия далеко не глупа… А Жижи ведь так любит поесть, только подавай. Вот если бы голова у неё работала так же, как челюсти… Но она ведёт себя как десятилетний ребёнок. Скоро праздник Цветов, вы помните? Вы опять собираетесь нас поразить?

– А вот и нет, – проворчал Гастон. – Я собираюсь сэкономить на розах, раз уж у меня есть предлог.

Госпожа Альварес молитвенно сложила руки.

– О, Гастон. вы этого не сделаете! Без вас всё это шествие будет похоже на траурный кортеж.

– А мне-то что? – мрачно возразил Гастон.

– И вы отдадите расшитое знамя этой Валерии Шенягиной? Ах, Гастон, это невозможно!

– Очень даже возможно, – сказал Гастон. – Валерия – женщина со средствами.

– Вот уж кто не разорится. Знаете, откуда в прошлом году она взяла столько букетов? Она наняла трёх женщин, усадила их за работу, и они двое суток эти букеты складывали. А цветы были куплены на Блошином рынке. Представляете себе – на Блошином рынке! Только карету, сбрую и ещё, кажется, хлыст она не взяла напрокат.

– Что ж, примем на вооружение, – развеселился Лашай. – Боже мой, я съел все леденцы.

В прихожей раздался по-солдатски чеканный шаг Жильберты.

– Ты уже? – удивилась госпожа Альварес. – Что это значит?

– Это значит – ответила девочка, – что тётя Алисия неважно себя чувствует. Но я всё-таки прокатилась в дядюшкином драндулете, и это главное.

Она улыбнулась, сверкнули её блестящие зубы.

– Знаете, дядюшка, пока я ехала в вашем автомобиле, я притворилась такой уставшей, томной, словно мне давно осточертела вся эта роскошь. О, я отлично провела время.

Жижи швырнула в угол свою шляпку, рассыпавшиеся волосы закрыли её виски и щёки. Взобравшись на высокий табурет, она подтянула колени к подбородку.

– Как дела, дядюшка? Вид у вас неважный. Хотите, перебросимся в пикет? Сегодня воскресенье, мама весь день в театре. Неужели вы съели все мои леденцы? Нет, дядюшка, так дело не пойдёт. Надеюсь, вы хотя бы купите мне новые.

– Жильберта, веди себя прилично, – набросилась на Жижи госпожа Альварес. – Сейчас же опусти ноги. Ты думаешь, у Гастона есть время заниматься твоими леденцами? Одёрни юбку. Хотите, Гастон, я отправлю Жижи в её комнату?

Лашай-младший как заворожённый смотрел на истрёпанную колоду карт, которую тасовала Жильберта, и в душе его почти неудержимое желание расплакаться боролось с желанием немедленно рассказать о всех своих несчастьях, подремать в старом кресле и сыграть в пикет.