Селеста Брэдли - Ночной гость

— На самом деле это его вина. Ну и что мы теперь будем делать?

Эрик вскинул бровь.

— Полагаю, вы можете вернуться в свой номер для новобрачных и находиться там до тех пор, пока «Катарина» не вернется. — Он ухмыльнулся, когда Джулиан с надеждой бросил взгляд наверх. — Но поскольку это потребует немало времени, возможно, вам захочется поменять свое временное пристанище.

Иззи задумалась.

— Джулиан, милый, ты должен съездить домой. Не стоит оставлять все так, как есть, я имею в виду твоего отца.

Джулиан нахмурился:

— Нет.

— Я думаю, ты должен, любовь моя. — Нет.

— Да.

— Ни за что на свете.

Иззи вздыхала, упаковывая вещи из городского дома Джулиана. Было бы гораздо легче, если бы он сам был здесь, чтобы сказать, что хочет взять. А так она зависела от суждений Грили и Симмса, которые постоянно уговаривали ее включить предметы роскоши, совершенно непрактичные для начала новой жизни на новых землях Америки.

Вытащив очередной золотой канделябр из сундука, который упаковывала, она ворчливо погрозила им Симмсу, который то и дело сокрушался, выражая недовольство тем, что его изысканный хозяин будет прозябать в этих Богом забытых колониях, не ведающих, что такое вкус, мода или великосветское общество.

Когда Грили подошел к двери кабинета, который она освобождала, Иззи поднялась на ноги, радуясь возможности прерваться.

— К вам леди Спенсер, миледи.

Заморгав и стряхнув пыль с рук, Иззи попыталась вспомнить, где она слышала это имя. Ах да, Спенсер — родовое имя графа Хардвика. Леди Спенсер. Милли?

— Иззи!

Это была Милли. Милли, которую Иззи не знала. Она выглядела поправившейся, когда-то впалые щеки округлились и порозовели, волосы, когда она сняла простую, но симпатичную шляпку, отливали здоровьем. Словом, Милли теперь стала той красавицей, которой всегда хотела быть.

Когда она шагнула вперед, чтобы взять Иззи за руки и прижаться быстрым поцелуем к ее щеке, казалось, что она даже двигается по-другому. Более уверенно. Иззи была очень рада такому преображению. Судя по всему, Милли по-настоящему довольна своей новой жизнью. Она так и сказала Иззи, когда та ее об этом спросила.

— Наш маленький домик просто прелесть. А мой Теренс сделал меня по-настоящему счастливой. Мы мало бываем в обществе, и это хорошо. Нам нравится оставаться дома и беседовать у камина. Видишь ли, мой Теренс такой умный. Представляешь, он знает буквально все об электричестве!

— Я рада видеть тебя такой счастливой, Милли. Ты поддерживаешь связь со своей матерью? Она очень зла на тебя за то, что ты сбежала?

— Глупышка Иззи! Мама сама упаковывала мои сундуки. Она была вне себя от радости. Она почему-то думала, что у моего Теренса довольно приличный доход. Я знала, что это не так, но он сразу похитил мое сердце. Ходили слухи, будто Теренс богат. Но они были ложными. Мы бедны как церковные мыши, но на седьмом небе от счастья!

Иззи поджала губы.

— Думаю, что тебе известно, откуда пошли эти слухи.

— Помилуй, Иззи! Ну, где бы я научилась такой хитрой тактике?

Театрально приложив ладонь к груди, невинно хлопая ресницами, Милли бросила на нее такой наигранно оскорбленный взгляд, что Иззи не удержалась от смеха. Когда они сравнили истории своих ухаживаний, маленький кабинет наполнился веселым смехом двух женщин, влюбленных в своих мужей.

Если бы Джулиан так не любил Иззи, он бы ни за что не приехал. Ничто другое не могло заставить его сделать это. Можно было бы послать кого-то забрать его лошадей и практичную деревенскую одежду, которую он всегда держал в Дарингеме.

Джулиан сидел верхом на Тристане, похлопывая стеком по сапогу, пока в его душе шла борьба. Почти все в нем побуждало его ускакать прочь. Но ему все еще хотелось убить человека, которого он называл отцом. Но почему?

Почему его никогда не любили так, как отец Эрика любит свою плоть и кровь? Почему даже Мэнни оказался недостаточно хорош, если был почти идеальным сыном?

Мэнни был таким, каким был, и Джулиан решил, что ему решительно наплевать на то, что общество считает это неправильным и дурным. Это извращенная, зависимая любовь его отца к Мэнни была неправильной. И полное отсутствие любви к нему, Джулиану, было неправильным. Это трудно принять, но это факты, которым он должен смело посмотреть в лицо, прежде чем встретится с мужчиной внутри этого огромного, чудовищного дома.

Джулиан прищурился на каменную громаду, серую и угрожающую, словно тучи, на фоне красноватых известковых холмов. Он не пережил в этом доме ни одного радостного мгновения. Лишь холодное болезненное одиночество и скорбь приходили на ум. Нетрудно будет оставить все это.