Сандра Браун - На закате

Разочарованные тем, что пропустят самое интересное, братья дружно запротестовали, но мать решительно пресекла их возражения. Зная, что рука у нее тяжелая, мальчики решили не искушать судьбу и послушно затрусили к фургону.

– Сдается, ей совсем худо? – сочувственно спросил Зик, подходя к жене.

– Да. Первым делом надо удалить послед, иначе она умрет от заражения крови.

Они молча захлопотали над несчастной.

– А с этим что делать? – Зик кивнул на сверток, в который завернул мертвого младенца.

– Закопай и отметь место – может, ей захочется прийти на могилку.

– Завалю камнем, чтобы звери не сожрали. – Лэнгстон взялся за лопату. Выполнив свою печальную миссию, он обтер руки пестрым носовым платком и снова подошел к жене. – Ну, как она?

– Кровотечение пока не прекратилось, но думаю, обойдется. Мы сделали все, что могли. Ты отнесешь больную?

– Если поможешь мне поднять ее.

Когда Зик, осторожно подняв женщину, прижал ее к груди, она очнулась и попыталась оттолкнуть его. Но силы тут же покинули бедняжку, и она опять впала в беспамятство. Ее руки как плети повисли вдоль тела, голова запрокинулась.

– Отродясь не видал таких волос, – восхищенно заметил Лэнгстон.

– Я тоже, – отозвалась Ма, проверяя, не осталось ли на земле вещей девушки. – Нам лучше поторопиться – того и гляди опять дождик пойдет.

Внутри все по-прежнему жгло огнем, во рту пересохло. Временами больную бросало в жар, но вместе с тем она испытала умиротворение. Неужели тот светлоголовый юнец оставил ее в покое и она все-таки умерла? Но на небесах человек не чувствует боли. Почему же она так страдает?

Открыв глаза, женщина увидела белый брезентовый потолок. На ящике рядом с тюфяком стояла зажженная лампа. Осторожно, стараясь избежать лишних страданий, она вытянула ноги и поняла, что лежит на мягкой постели. На ней была белая ночная сорочка. Проведя рукой по животу, женщина удивилась, что он такой плоский.

И тут вспомнила все: страх, боль, ужас при виде мертвого посиневшего ребенка. Слезы навернулись ей на глаза.

– Ну-ну-ну! Никак опять плакать собралась? Да ведь, поди, уже и слез не осталось – все за ночь выплакала.

Пальцы, коснувшиеся ее щек, были красноватыми и мозолистыми, но, как ни странно, нежными. Да и в голосе звучало сочувствие.

– Бульончику хочешь? Мальчишки сегодня утром подстрелили кролика, вот я и сварила.

Женщина поднесла ложку ко рту больной. Та с трудом глотнула и чуть не закашлялась. Наваристый бульон ей понравился, к тому же она только теперь осознала, что очень проголодалась.

– Где я?

– В моем фургоне. А зовут меня Ма Лэнгстон. Это мои ребята тебя нашли. Напужались до смерти! – Ма хохотнула. – Люк уже всем про тебя раззвонил. Нас тут много, и все мы едем в Техас.

Не в силах переварить такое обилие новостей, больная сосредоточилась на бульоне. Приятное тепло, разливаясь в желудке, усиливало ощущение покоя и безопасности. Несколько недель она бежала, спасаясь от погони и не разбирая дороги, чаще всего ночевала под открытым небом, а питалась тем, что попадалось в лесу.

Сейчас на нее смотрела женщина с грубоватым и строгим, но вместе с тем добрым лицом. Ее седеющие волосы были стянуты в узел на затылке. Несмотря на морщины, щеки у нее были такие розовые, как будто сам Господь Бог, взглянув на свое творение и заметив кое-какие недостатки, решил возместить их девичьим румянцем. Необъятная грудь этой дородной женщины едва помещалась в выцветшем ситцевом платье.

– Подкрепилась?

Девушка кивнула.

– А как тебя зовут? – осторожно поинтересовалась Ма.

– Лидия.

– Имя замечательное, но ведь к нему и фамилия полагается. Кто твои родители?

Девушка отвернулась. Перед глазами встало лицо матери, юное и прекрасное, каким она запомнила его с детства, – а не та изможденная женщина, которая умерла от горя и отчаяния.

– У меня никого нет.

Ма сочувственно погладила ее по руке и, помолчав из приличия, продолжила:

– Ты родила ребеночка, Лидия. Где же твой муж?

– Умер.

– Ах ты господи, какая жалость!

– Вовсе нет. Я рада, что он мертв.

Изумленная Ма решила не углубляться в эту тему, боясь растревожить больную.

– Что же ты делала одна в лесу? Куда шла?

Лидия небрежно пожала узкими плечиками:

– Никуда. Мне хотелось умереть.

– Вот еще выдумала! Такая красавица… С чего тебе умирать-то?

Растроганная до глубины души, Ма натянула на больную одеяло. Трагедия оставила неизгладимую печать на бледном изможденном личике девушки.