Анжелика, однако, заставила себя пригубить чашку и даже сделать несколько глотков. Она уже знала, что индейцы очень обидчивы.
Вождь стоял рядом с Анжеликой и смотрел, как она пьет; он, конечно, ждал от нее восторженных восклицаний. От него исходил крепкий мужской запах. Тело его было с головы до пят обмазано медвежьим салом. Мускулистую, лишенную всякой растительности грудь украшала белая и синяя татуировка. Две змеи были изображены там, и на них падала тень от ожерелья из медвежьих зубов. Это был вождь, сагамор. О его доблестях говорили орлиные перья, веером стоявшие надо лбом, и прикрепленный к ним пушистый хвост скунса.
Анжелика слышала шумные всплески и веселые голоса людей, наслаждавшихся купанием.
К счастью, появился Флоримон: как и на всех стоянках, он пришел повидаться с матерью. Он едва сдержался, чтобы не расхохотаться, видя, в какое затруднительное положение она попала, и тут же бросился на выручку.
— Матушка, я умираю от жажды. Оставьте мне хоть капельку этой замечательной воды!
Ах, этот Флоримон! Ну что за чудесный мальчик!.. Анжелика с облегчением протянула ему чашку, но Мопунтук остановил ее полным возмущения возгласом. Чтобы выяснить, в чем дело, пришлось обратиться к помощи Никола Перро, их постоянного переводчика.
— Если я правильно понял, — сказал Флоримон, — Белый Клюв не достоин напиться из того же сосуда, что и его уважаемая мать…
— Да… это так…
— Странно, а у меня создалось впечатление, что великий вождь в душе с презрением относится к женщинам, — сказала Анжелика.
— Напротив! Предложив вам воды, самой лучшей, какую он мог здесь найти, сагамор хотел оказать вам уважение как женщине и матери. У индейцев женщина в большом почете.
— Неужели? — удавилась Анжелика, взглянув на индианку, которая, смиренно опустив глаза, стояла позади вождя.
— Да, сударыня, все это действительно довольно сложно. Надо побывать в Священной долине ирокезов, чтобы понять все до конца… — сказал траппер.
Он вернул чашку индейцу с таким славословием, что, кажется, тот наконец был удовлетворен.
— А теперь, друг мой, почему бы нам не искупаться?
— Ура! — радостно закричал Флоримон.
И они исчезли в зарослях ивняка, плакучие ветви которого спускались до самой воды. Уже через минуту Анжелика увидела, как их темные головы и сильные руки мелькают над сверкающей поверхностью озера.
Анжелике казалось, что она отдала бы сейчас все на свете, если б могла последовать их примеру.
— Я тоже буду плавать, — решила Онорина и начала сбрасывать свои нехитрые одежды.
К озеру подошли и друзья Анжелики. Детям, к их великой радости, разрешили искупаться.
Раздевшись, ребятишки с визгом прыгали около воды.
Огромные голенастые птицы, оскорбленные этим шумом, хлопая тяжелыми крыльями, вылетели из кустов. Утки с оранжевыми и лиловыми хохолками на голове недовольно закрякали и удалились, оставляя за собой след на воде. Анжелика вздохнула от зависти, глядя на прохладную воду. Жертва долга, она не могла оставить свою лошадь.
В это время на узкой полоске песчаного берега появился граф Жоффрей де Пейрак.
Граф де Пейрак передал секстант, которым он только что определял местность. Октаву Малапраду, следовавшему за ним с кожаной чернильницей и свитком пергамента в руках. Малапрад остановился у скалы и стал убирать приборы и карты в небольшой дорожный секретер.
Анжелика смотрела на приближающегося к ней мужа. В ярком солнечном свете его высокая худощавая фигура выглядела более плотной. Видимо, бесстрастность чужой величественной природы, которая так подавляла Анжелику, его совершенно не трогала. В лучшем случае, он воспринимал ее как пышные театральные декорации.
Он шел, тяжело ступая, и песок скрипел под его высокими сапогами. «А ведь он все-таки слегка прихрамывает, — подумала Анжелика. — На „Голдсборо“ из-за качки это совсем не было заметно».
— Отчего вдруг вспыхнули ваши глаза? — спросил, подходя, де Пейрак.
— Я заметила, что вы еще немного хромаете.
— И вам это доставило удовольствие?
— Да!
— Поистине женщины существа непостижимые! Невозможно предугадать, что им понравится… Выходит, все мои старания усовершенствоваться были напрасны. Они вызывают у вас лишь сожаления. Вы даже готовы заподозрить что-то неладное… подумать, что, возможно, произошла какая-то подмена… Ведь у нас на родине рассказывают столько занятных историй подобного рода… Да! Нелегко играть роль воскресшего из мертвых. Кончится тем, что я начну сожалеть о своей хромой ноге!
Читать дальше