Персия Вулли - Гвиневера. Дитя северной весны

Я обозначила территорию, занимаемую Уэльсом, его современным названием, но о людях говорила как о кумбрийцах — частично чтобы показать родство между различными королевствами и в то же время обозначить протяженность их владений, которые простирались гораздо дальше границ нынешнего Уэльса.

Произношение имен собственных в основном соответствует варианту Мэлори, за исключением тех, которые известны в их кельтском варианте.

Поскольку в книге встречаются и исторические персонажи, я время от времени обращалась к историческим фактам, изложенным Джоном Моррисом в книге «Век Артура». Теодорик — реально существовавшее лицо, как и Уриен, Гилдас, Агрикола, Лонгхэнд, Куннеда, Маэлгон и, вероятно, король Марк и Тристан. Одним из больших удовольствий, которые приносит изучение истории Артура, является переплетение фактов, поддающихся проверке, и вымысла, поскольку каждый такой случай обладает очарованием гораздо более сильным, чем простое колдовство.

Поскольку это художественное произведение, я старалась по возможности ярко описывать происходящие события, в то же время оставаясь в рамках мыслей и поступков, которые, вероятно, были характерны для моих героев.

Начиная писать свой роман, я понятия не имела, что он потребует такого подробного изучения эпохи или перерастет в трилогию. Тем не менее знакомство с его героями было замечательно приятным, и я надеюсь, что вы будете читать эту книгу с таким же удовольствием, с каким я ее писала.

Маунтин Вью, Калифорния

1981–1986

Я, Гвиневера, кельтская принцесса Регеда и единственное дитя короля Лодегранса, проснулась от шума на конном дворе. Резкие приказы и звяканье упряжи сопровождались руганью, ворчанием и изредка топотом больших, нетерпеливых лошадиных копыт.

Соскочив с кровати, я подбежала к окну. Конный двор под окнами заполнялся людьми и лошадьми. Люди Артура навьючивали пони и скоро начнут седлать ездовых лошадей.

Завтра наступило слишком быстро, и от приступа страха мне стало трудно дышать. Все происходило независимо от моего желания, и я боролась, пытаясь удержать судьбу в своих руках, одновременно выискивая возможность изменить ее.

— Не поеду! Я не могу расстаться с Регедом, — вызывающе крикнула я накануне вечером, натягивая толстые штаны. Растерянная Бригит, застав меня почти готовой к бегству, смотрела на меня, забыв зажечь светильники.

— Что ты хочешь сказать? — недоверчиво спросила она и вызывающе тряхнула головой. Рыжие волосы взметнулись как тени в сумерках. — Ни одна кельтская принцесса не хнычет из-за предстоящих трудностей. И ты справишься!

В словах Бригит было больше гордости, чем злости, а голос на мгновение стал так похож на голос ее кузена, что я могла бы поклясться, что слышу его самого.

— Именно так обычно говорил Кевин… — Мои глаза наполнились слезами, и я резко моргнула, пытаясь скрыть свою слабость.

— И он иногда бывал прав. — Она успокоилась и подошла к кровати, где были кучей свалены мои вещи, которые я намеревалась забрать с собой на волю. — Но бежать бессмысленно. Тебе прекрасно известно, что в лесу никто не может уцелеть. Нас съедят звери, или поймают разбойники и продадут в рабство, или случится что-нибудь похуже. — В ее зеленых глазах мелькнул ужас, она вздрогнула и перекрестилась.

Предположение Бригит, что она должна бежать со мной, было вполне естественным. В любое другое время я бы улыбнулась такой преданности, и даже сейчас напряжение стало ослабевать вопреки моему состоянию.

— Боже упаси, чтобы я позволила тебе совершить подобную вещь, Гвен. Если ты действительно против этого брака, скажи отцу. Ты же знаешь, что он не будет принуждать тебя выходить замуж за того, кто тебе противен, хотя ты и принцесса.

Тут наружу выплеснулись горячие слезы злости, разочарования и горя, и Бригит заключила меня в объятия и позволила мне выплакать страдания на своем крепком плече. Мы обе вспомнили о том, другом случае, когда я так же рыдала, но ни одна из нас не заговорила о нем. Эта ночь была и без того достаточно горькой, чтобы ворошить прошлое, — былое горе лучше не тревожить.

Когда первая волна чувств выплеснулась наружу, на меня напала икота, и, выудив из передника платок, Бригит молча вручила его мне. Я вытерла глаза и, повернувшись к окну, уставилась на крепость.

Как и большинство римских сооружений, она была наполовину разрушена; вся в заплатках и трещинах, брошенная на произвол судьбы. Обычно мне не нравились подобные места, но здесь помимо прочих строений была двухэтажная башня, расположенная в стороне и отведенная под так называемые «женские помещения», когда при дворе появилась Лавиния. Из верхней комнаты открывался прекрасный вид на озеро и горы, поэтому всякий раз, когда двор моего отца находился в Эмблсайде, я устраивалась в башне, подобно ласточке, возвращающейся в свое излюбленное гнездо.