Лиз Карлайл: Соблазн на всю ночь

У Федры дрожали руки.

— Я не… Тристан… я не думаю…

— Тебе не нужно думать, Фе, — прошептал он, глядя ей в глаза. — Просто скажи «да».

Она закрыла глаза и сжала пальцы в кулаки.

— Клянусь, Фе, из меня выйдет прекрасный муж, — сказал он. — Я и не посмотрю на других жен…

— Нет, не посмотришь, — резко сказала она. — Я не переживу этого…

— Тогда тебе лучше поскорее сказать «да». — Он улыбнулся.

— Тристан. — Она открыла глаза. — О, Тристан, какой же ты дурак!

Его лицо сделалось торжественным и в то же время мрачным.

— Нет, я не дурак, что бы обо мне там ни говорили люди. — В его глазах появилось нечто угрожающее. — В этой коробочке, моя дорогая, лежит кольцо. Фамильное кольцо Толботов. Мне уже надоело просить тебя, Фе. Давай сюда свою руку, и я надену тебе на палец это кольцо. Ты выйдешь за меня замуж. Ты должна сказать «да». Если ты откажешь мне, я буду осаждать твой дом год или два. И я пойду к Нэшу и все расскажу ему.

— Тристан… — взволнованно проговорила Федра.

— Дай мне руку, — приказал он, — и скажи «да». Все уже решено. Я люблю тебя и думаю, что и ты любишь меня.

Очень медленно Федра разжала кулак и протянула Тристану свою дрожащую руку.

— Хорошо, — прошептала она. — Да.

Он быстро открыл коробочку, достал кольцо и надел его на палец Федры. Кольцо оказалось прохладным и большего размера, чем ей требовалось. Она тяжело вздохнула и посмотрела на руку. Три больших изумруда посверкивали в россыпи бриллиантов. Вероятно, два-три столетия назад это кольцо стоило целое состояние. Неожиданно на глаза Федры навернулись слезы.

— Да, — сказала она, когда Тристан прикоснулся губами к ее влажной щеке. — Да, я люблю тебя, и ты это знаешь! Я полюбила тебя уже тогда, когда ты впервые поцеловал меня.

— Я был в этом уверен, — торжественно объявил он. — Но я боялся, что ты никогда не признаешься.

Она засмеялась, и ее лицо мгновенно просветлело.

— Да, я люблю тебя, хотя все происходящее мне и кажется сумасшествием. Но у меня нет сил сопротивляться, — прошептала Федра, тихо вздохнув. — О, Тристан, знаешь, я очень скучала по тебе. А что в другой коробочке?

— Жадная кошка, — прошептал он, беря коробку в руки и ставя ее на колени Федре. — Можешь открыть ее, — чуть хриплым и насмешливым голосом проговорил он. — Это для тебя. Ты можешь носить это или не носить, как тебе будет угодно.

Дрожащими руками Федра приподняла крышку. На белой шелковой подушке лежали наручники из пурпурного бархата, соединенные изящной золотой цепочкой и украшенные двумя большими жемчужинами, по форме похожими на две слезы.

— О Господи! — прошептала она восхищенно, а затем осторожно прикоснулась к ним пальцами. Ткань на ощупь была мягкой и шелковистой.

— Если только ты захочешь… — проговорил Тристан.

Затем он быстро сел рядом с Федрой, взял в руки ее лицо и поцеловал ее. В этом поцелуе было обещание счастья, любви и страсти. Когда он отстранился от нее, его черные глаза продолжали смеяться и сверлить Федру жадным взглядом.

— А теперь, Фе, — он снова усмехнулся, — пришло время выплатить мне должок. Ты кое-что обещала.

— Проси что хочешь. — Ее взгляд вдруг стал очень серьезным. — Я сделаю все, что ты потребуешь.

— Тогда… я хочу получить мою награду прямо сейчас. — Он протянул руку и быстро поднял ее юбки вверх. От неожиданности Федра вскрикнула.

— Тристан, только не здесь!

— Здесь, Фе. И прямо сейчас. — На его губах заиграла порочная улыбка. — Я хочу немедленно получить обратно свою подвязку с желтой розочкой.

Уилтшир

Январь 1833 года

Граф Хокстон тяжело дышал, его тело сделалось влажным. Струйки пота стекали со лба на шею, затем на мускулистую грудь, покрытую темными завитками волос.

— О Господи! — простонал он. — Это было…

—…восхитительно, — закончила за него жена.

Сидя на нем, она наклонилась вперед и провела по его шее пурпурным страусовым пером. Затем перо скользнуло ниже, на грудь, живот.

— А теперь ты сделаешь все это еще раз, — прошептала она, глядя ему в глаза. — Иначе мое перо будет обходиться с тобой без всякой жалости.

Его черные глаза вспыхнули, и он сделал вид, что хочет сбросить Федру с себя. Но они оба знали, что этого не произойдет. Тем не менее Федра сделала вид, что сердится, и тихо вскрикнула.

— Ш-ш… Разбудишь детей, — мягко проговорил он.