К. Харрис - Когда умирают боги

Она была очень молода, лет двадцати — двадцати двух, не больше. Встречались они лишь раз, она присутствовала со своим мужем на званом обеде, который как-то устроил Гендон. Виконт вспомнил красивую женщину с бойким язычком и темными печальными глазами. Ее мужу, маркизу Англесси, было под семьдесят.

Себастьян оглянулся на Джарвиса, который так и остался стоять на пороге и оттуда наблюдал за происходящим.

— Смерть любого человека, столь молодого, трагична, — произнес недрогнувшим голосом Себастьян, — и тем не менее это не мое дело.

— Приглядитесь повнимательнее, милорд.

Себастьян неохотно перевел взгляд на женщину. Переливчатый зеленый атлас вечернего платья был спущен с плеч, тесьма развязана, лиф почти полностью открывал пухлую гладкую грудь. С высоты своего роста он мог разглядеть лишь усыпанную драгоценными камнями рукоять кинжала, засевшего у нее в спине. Зато украшение на шее было видно хорошо.

Он прищурился и перестал дышать, резко опустившись на колени рядом с женщиной. Он потянулся было к ожерелью, но тут же отдернул руку и прижал кулак к губам.

Это было старинное украшение, изготовленное из серебра, в виде замкнутого трискелиона [4] Живописный вариант трехконечной свастики: три согнутые (бегущие) ноги, выходящие из одной точки. Часто встречается в кельтском искусстве, присутствовал в античной культуре ( прим. верстальщика ). на гладком каменном диске голубого цвета, какие часто находят в загадочных древних каменных кругах в Уэльсе. По легенде, это ожерелье когда-то носила жрица друидов из Кронуина. Говорили, будто это украшение в течение нескольких веков переходило от одной женщины к другой, ожерелье само выбирало новую хозяйку, становясь теплым и начиная вибрировать в ее руке.

Себастьян ребенком был околдован этим украшением. Он частенько забирался на руки к матери и слушал ее тихий мелодичный голос, пока она рассказывала древнюю легенду. Он помнил, что брал в руку необычную безделушку, мысленно приказывая ей начать излучать тепло и вибрацию. В последний раз он видел украшение на шее матери, когда она махала ему рукой с палубы небольшого двухмачтового судна, нанятого кем-то из друзей для прогулки одним ясным летним днем. Себастьяну в ту пору было одиннадцать.

В тот день стояла необычная жара, с моря дул легкий свежий ветер. Но потом вдруг солнце закрыли черные тучи, ветер усилился. Двухмачтовое судно не выдержало бури и пошло ко дну со всеми людьми на борту.

Тело графини Гендон, как и ожерелье, которое на ней было в тот день, так никогда и не нашли.

— Не может быть, — произнес Себастьян. — Это не то ожерелье.

Он даже не сознавал, что мыслит вслух, пока ему не ответил лорд Джарвис.

— То самое, — сказал Джарвис, подходя и останавливаясь рядом. — Взгляните на тыльную сторону.

Себастьян осторожно перевернул трискелион, едва коснувшись кончиками пальцев холодной плоти. В мигающем свете бра он разглядел инициалы « А. К », искусно переплетенные со второй парой букв — « Д. С ».

Гравировка была старая — не такая, как само ожерелье, но все же с годами она порядком истерлась. Прошло более полутора веков с тех пор, как Аддина Кадел пометила ожерелье своим именем, а также именем своего любовника, Джеймса Стюарта, который позже взошел на британский престол как король Яков II.

— Как вы узнали? — спросил он через секунду. — Как вы узнали, что это ожерелье когда-то принадлежало моей матери?

— Она однажды позволила мне рассмотреть его поближе, когда я невольно им восхитился. У этого украшения интригующая история. Такое не забывается.

— А вы знали, что оно было на ней в тот день, когда она погибла?

Джарвис лишь слегка округлил глаза — вот и вся реакция.

— Нет. Не знал. Как… любопытно.

Себастьяну не давало покоя секундное прикосновение к холодному телу. Обуреваемый любопытством, он наклонился, чтобы лучше рассмотреть мертвую женщину. Кончики ее пальцев успели посинеть, мускулы шеи свело трупное окоченение. Тем не менее цвет лица оставался неестественно розовым.

— Сколько времени прошло? — спросил он Джарвиса.

— Что вы имеете в виду?

— Сколько времени прошло с того момента, как принца застали с маркизой в объятиях? Часа два? Меньше?

— Я бы сказал, меньше. А что?

Себастьян приложил ладонь к гладкой молодой щеке леди Англесси. Щека была холодная.

— Уже остыла, — сказал Себастьян. — Она не должна была так быстро остыть.