Элоиза Джеймс - Ночь герцогини

– Мы сочли, что это не имеет прямого отношения к разбираемому в настоящее время делу, ваша светлость. Как свидетельствуют данные документы, мой клиент женился на этой даме по доброй воле. Со всем уважением должен заметить, что считаю данное судебное разбирательство весьма... хм... необычным. И раз уж я заговорил об этом – нельзя ли, по крайней мере, разбудить нашего уважаемого судью?

Герцогиня высокомерно притворилась, что не слышит. Ловдей следовало бы предупредить этого лондонского стряпчего, что у них, в Берроу, свой суд и свое представление о том, как следует разбирать подобные дела. Трудер, конечно, пьяница, но это ничего не значит – ведь они с герцогиней до сих пор творят суд и расправу как в старые добрые времена, и, благодарение Богу, у них в Берроу все благополучно.

– И чьи же это дети? – осведомилась герцогиня, снова повернувшись к Ловдей.

– Да так сразу и не объяснишь, – упавшим голосом проговорила Ловдей. – Собственно говоря, каждому из своих мужей я подарила по ребенку. Ну, кроме Джона, конечно, – видите ли, мы ведь поженились совсем недавно.

– То есть у вас четверо детей? – уточнила герцогиня.

– Пятеро, – поправила Ловдей. – Гарольд – ну тот, что сейчас в тюрьме, – сделал мне двоих.

В зале суда повисла тяжелая тишина. Ловдей услышала, как Джон переступил с ноги на ногу. Если бы только... но нет, уже слишком поздно.

– То есть в действительности вы миссис Экклс, – подвела итог герцогиня.

– О, вы правы, госпожа герцогиня! Я тоже так считаю, – закивала Ловдей.

– Ваша светлость! – прошипел стоящий рядом мужчина.

– Ваша светлость, – послушно повторила Ловдей. – Но ведь Гарольд в долговой тюрьме!

Взгляд герцогини снова обратился к скамье, на которой сидели свидетели, и Ловдей машинально повернула голову и посмотрела туда же. Там сидел Джон... ее Джон с голубыми глазами. И Эйвери тоже сидел там, сердито кривя тонкие губы – впрочем, как обычно.

– Что заставило вас возбудить дело, мистер Мозли? – спросила герцогиня.

Эйвери разразился бурным потоком слов, смысл которых заключался в том, что он желает вернуть свою жену – вне зависимости от того, что он тут наговорил.

Некоторое время герцогиня пристально разглядывала его. Потом снова повернулась к Ловдей.

– У вас есть деньги? – поинтересовалась она.

– О нет! – ответила Ловдей. – Ни пенса сверх того, что дают мне мужья.

На какое-то время в зале вновь воцарилось молчание. Потом герцогиня снова заговорила.

– А ваш отец... он еще жив? – уже более мягким тоном поинтересовалась она.

– Да, но он... – Ловдей запнулась.

Герцогиня сложила руки. От всего ее облика исходило ощущение доброты.

– Он болен, не так ли?

– Да. Мне так сказали, – прошептала Ловдей.

– Но у вашего отца имеются кое-какие средства, которые вы можете унаследовать – со временем, конечно. Верно?

Ловдей оглянулась на Джона, увидела знакомые голубые глаза – и вновь, непонятно почему, почувствовала себя дурой.

– Именно поэтому Эйвери и хочет меня вернуть. Из-за фабрики. А Джон... Мне кажется, он потому и принялся ухаживать за мной. Тоже из-за фабрики.

При этих словах Джон молча встал и вышел – что уже само говорило за себя.

Эйвери последовал его примеру. Так что Ловдей немного поплакала. А потом герцогиня снова заговорила.

– Вам не стоило выходить замуж столько раз, Ловдей, – мягко пожурила она.

– Знаю, – шмыгая носом, кивнула Ловдей.

– Я посоветуюсь с судьей и попрошу, чтобы вас оправдали. Но вы должны дать слово, что не будете снова выходить замуж. Вы должны сделать все, чтобы помочь мистеру Экклсу выйти из долговой тюрьмы. А после вы вернетесь к нему – вы меня поняли? Обещаете?

– Да, – поклялась Ловдей.

Герцогиня, протянув руку, потрясла судью за плечо. Всхрапнув пару раз, судья открыл глаза. Герцогиня шепнула ему что-то на ухо, он громко фыркнул и трубным голосом объявил:

– Дело прекращено! – И снова захрапел.

После всего герцогиня подарила ей пять фунтов, наказав выручить Гарольда из тюрьмы, да поскорее. Гарольд вряд ли задолжал больше одного-двух фунтов, даже с учетом стоимости пребывания в тюрьме, так что Ловдей попыталась вернуть герцогине лишние деньги, но та отказалась их взять.

6 января (Двенадцатая ночь) 1784 года

Бал-маскарад

Загородное поместье герцога Бомона

Гарриет, герцогиня Берроу, после того как ее супруг отбыл в мир иной, очень скоро поняла, что существует две категории вдов: очаровательные и такие, кто, подобно Ловдей Биллинг, из-за кучи детей едва сводит концы с концами. Вдовушки, которые ночи напролет танцуют и кокетничают с молодыми людьми, и другие – в унылых траурных платьях, которые удостаиваются лишь жалостливой или презрительной улыбки.