Сьюзен Уэлдон - Южные ночи

— Бог свидетель, я уже готов отправить этого неисправимого негодяя в Индию.

— Но ты не сделаешь этого. — Тревор видел, как напрягся отец. Должно быть, на сей раз Стивен перешел последнюю грань. Его поведение давно способно было вывести из себя святого.

— Сам подумай. В последнее время я только и делаю, что мучаюсь угрызениями совести. Но что это мне дало? А Стивену?

Не давая отцу договорить то, о чем тот впоследствии пожалеет, Тревор поспешил задать вопрос:

— Что должен сделать я?

— Помочь Эдварду.

Черт! Он так и думал. Тревор уже видел себя на борту судна, переваливающегося на волнах по пути к Флориде, к земле с почти девственной, не освоенной человеком природой. Голос его прозвучал натянуто:

— Я и не думал, что благополучие Стэнтона так много для тебя значит.

— Я всегда относился к Эдварду скорее как к младшему брату, чем как к другу. Мы вместе выросли.

— У меня есть несколько вопросов, если ты не возражаешь.

Джон снова насторожился:

— О моих намерениях относительно Стивена?

Раскусив попытку отца увести его от темы, Тревор ухмыльнулся:

— Я хочу побольше узнать об Эдварде Стэнтоне и его так называемом кузене. Ты говорил, что, кроме сумасбродной бабки, если я правильно понял, родных у него нет.

— Я имел в виду ближайших родственников. Ведь кузен — двоюродный брат, но тем не менее тоже родня.

Голос отца звучал менее убедительно, чем обычно, и Тревор понимал, что без особых причин Джон Прескотт не станет лгать сыну.

— Ну а племянницы? Что с ними?

— Как это что? Ты о чем?

— Если, как ты говоришь, они милашки, то почему же Стэнтон не выдаст их замуж? Тогда его проблемы были бы решены, к тому же «Ривервинд» осталась бы достоянием семьи.

— Понимаю, к чему ты клонишь. Видишь ли, обе собираются выйти замуж только по любви. И наверное, в таком небольшом поселении, как Маната, выбор подходящих женихов серьезно ограничен. Правда, Леа обратила внимание на сынка соседа-плантатора, некоего Батлера, но Эдвард не одобряет ее сердечной склонности.

— Не думаю, что в положении Стэнтона приходится выбирать.

Осторожно взглянув на Тревора, Джон вернулся к своему столу.

— Он полагает, что мальчишка собирается двинуть на запад. А это делает его неподходящей партией для племянницы. — Протягивая руку за трубкой, он добавил: — Дело в том, что Леа гораздо глубже, чем ее сестра, предана «Ривервинд». Рэйчел скорее склонна хозяйничать в доме и ей довольно семейного очага да корзинки с рукоделием, где бы она ни находилась, в «Ривервинд» или за тысячу миль от нее.

Тревор молча разглядывал книжные полки за спиной отца. Все-таки профессия юриста гораздо больше подошла бы Джону Прескотту, думал он. Господи, как же он устал в этом словесном поединке, напрасно пытаясь перехитрить старую лису! Да и трудно тут разобрать, кто из них лиса, а кто охотник, — ловушки расставлены замечательно. Поневоле наслаждаясь непогрешимой логикой отцовских убеждений, Тревор все же не спешил капитулировать.

Итак, судьба его решена. Нравится ему эта затея или нет, но он отправится во Флориду и будет управлять там тростниковой плантацией, о которой ровным счетом ничего не знает, а в сущности, и не хочет знать. Утешало одно: услуги его понадобятся лишь в течение нескольких месяцев. Да и жертва эта принесет пользу — если и не ему самому, то хотя бы Эдварду Стэнтону.

Джон Прескотт хитро улыбался, источая при помощи костяной трубки клубы табачного дыма. Тревор достал из внутреннего кармана сюртука толстую сигару и провел ею у себя под носом, глубоко вдыхая аромат табака. Тяжелое ранение лишило его многих прежних привычек, но благодаря милости Всевышнего он по-прежнему мог наслаждаться хорошей сигарой. И еще выпивкой. Если накатывала эта раздирающая и тело, и душу боль, алкоголь помогал ему облегчить физические страдания. К сожалению, душевные муки не поддавались воздействию этого лекарства.

— Тебе письмо, — небрежно обронил Джон.

Тревор глянул на серебряный поднос для почты, стоявший на столе, и мрачные мысли прочно завладели им.

Тщательно разрисованный замысловатыми узорами конверт означал, что его куда-то приглашают. Но он не пойдет. В обществе он непременно станет центром внимания. Какие-нибудь благожелательные болваны наверняка не преминут вспомнить, как прекрасно когда-то, еще до ранения, на нем сидел синий мундир. Или кто-нибудь пожалеет о том, что теперь мистер Прескотт не может танцевать. Или сочувственно пожмет руку и заметит, что он, похоже, сумел смириться с неизбежным. Жалость, которую он ожидал прочесть в глазах окружающих, заранее раздражала и бесила его. Но не это хуже всего.