Эмилия Остен - Грешники и святые

Мне казалось, кинжал мой пылает в ножнах под верхней юбкой, словно меч архангела Михаила.

— Вы были некогда тьма, а теперь — свет в Господе: поступайте, как чада света. Теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; не говорите лжи друг другу, перестав быть ветхим человеком с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос. Итак, облекитесь, как избранные Божий, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение, снисходя друг другу и прощая взаимно, если кто на кого имеет жалобу: как Христос простил вас, так и вы. Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства.

Его голос плывет надо мной, и головная боль отступает, говоря о любви, Реми смотрит на меня. Только мне и ему ведомо, о ком он говорит, кого нынче связывают эти слова. Только его потрескавшиеся губы — для моих губ, его сердце, бьющееся так быстро, — для моего сумасшедшего сердца. Кто бы мы ни были с ним — грешники или святые, преступники или невинные жертвы, — мы припаяны друг к другу навеки, и нас даже смерти не разлучить. Она придет однажды, конечно, ко мне или к нему, а может, к нам обоим вместе, вполне возможно, что и сегодня нанесет визит. Но мы ее сильнее, ей нас не взять. Один просто подождет другого там, на перепутье дорог, что сходятся перед воротами; святой Петр, этот вечный ключник Господа, подождет нас обоих.

— Обратитесь нынче к Господу, дети мои, обратитесь и узрите Его лик. Господь Бог есть истина; Он есть Бог живой и Царь вечный. От гнева Его дрожит земля, и народы не могут выдержать негодования Его. — Реми возвысил голос, обратив свой взгляд на виконта. — Ибо сказано в Писании: веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих, только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд.

Я чувствовала, что виконт напрягся, руку мою он стиснул сильнее. Он не понимал, отчего священник завел речь о гневе Господнем и к чему это сейчас, когда идет обряд венчания и уместней говорить о любви и супружеском долге. На скамьях зашушукались, шепоток защекотал слух. Впрочем, Реми не стал продолжать обличительную речь, пока лишь нам двоим и понятную, перешел к более уместным материям.

— Не читали ли вы; что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их? И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает.

Таким я его тоже запомню: в отблесках пламени, в сиянии алтарных кружев, с Библией в худых руках. Виконт замер рядом со мною, спектакль шел к катарсису, вот-вот аудитория взорвется громом аплодисментов.

— Есть ли здесь, сейчас кто-то, кто может назвать причины, которые могут воспрепятствовать браку?

Повисла тишина. Стук сердец, дыхание, вырывающееся из горла; я ощущала, знала, что сейчас вот оно сдвинется и произойдет. Краткий миг между мирами лжи и откровенности, так, наверное, чувствует себя мать, дающая жизнь своему ребенку. Все меняется в одно мгновение, среди боли и страха и вместе с тем — в ликовании. Однажды у меня будет ребенок. Однажды я узнаю, правильно ли сравнила.

Словно щелчок кнута, ударил за спиною красивый женский голос:

— Я могу назвать.

Я обернулась: она шла по проходу между скамьями, все взгляды скрестились на ней. Она — высокая, в монашеском облачении, с округлым красивым лицом, излишне бледным только. Монастырская жизнь не красит, и все же она была хороша. Красный бенедиктинский крест казался сбрызнутым кровью. «Ora et labora», «Молись и работай» [25] Девиз ордена святого Бенедикта. . Она и молилась, и работала, я видела это в ней, хотя ее саму лицезрела в первый и, наверное, в последний раз.

Она остановилась в двух шагах от нас, виконт выпустил мою руку и смотрел на монашку во все глаза.

— Шарлотта! — воскликнул он нервно. — Что ты делаешь тут?

— Пришла уберечь эту невинную девушку, — короткий кивок на меня, — от брака с таким чудовищем, как ты. Мне незачем больше молчать, ибо своим молчанием я навлеку беду на невинную душу, как уже случилось однажды. Пусть знают все.

Она повернулась к застывшим гостям. Гости, подумала я отстраненно, так вот зачем Реми хотел созвать столько гостей. Ему нужны свидетели, виконту просто не удастся отрезать столько языков.